Реквием
Шрифт:
И откуда в ней такая живучесть, выносливость, терпение, сила? Её тоже нагло «припахивают», а она открыто, но безуспешно не соглашается, искренне, но часто безнадёжно пытается отстоять своих инженеров. Не отступает даже тогда, когда убеждается, что остается в меньшинстве. При этом в разговоре употребляет массу высоконаучных терминов, будто надеется, что они придадут вес её аргументам и поднимут в глазах мужчин.
И голосок у неё тонкий, нежный. Личико, если освещено теплым сиянием улыбки, искреннее, доброе. А иногда бывает слегка нервно-ироничное. И сама она милая, миниатюрная, но такая на диво решительная и принципиальная! Самым сильным порицанием для неё были слова: «Вы делаете это напоказ». Как позже выяснилось, сколько из-за этого было тайных слез, невысказанных обид! А сегодня на заседании? То, втянув голову в плечи,
Скольким уж помогла написать диссертации, а самой так и не дают защититься. Зам, как-то «подсовывая» ей тему для очередного «племянника», в ответ на её возражения удивленно скривил губы: «И вы туда же?» Пришлось ей взять и этот «хомут». Вот она, хрупкость величия или величие хрупкости и красоты! Кто-то из журналистов сказал: «Красота плюс интеллект – есть красота в квадрате». Но ценят её только настоящие мужчины.
«Приходилось ли мне наблюдать в своём окружении, в НИИ, чтобы мужчины-физики делали диссертации женщинам? – задала себе Елена Георгиевна неожиданный вопрос, и сама же себе ответила: «Не довелось. Ой, был один случай. Муж помогал жене». А у нас в университете на химфаке одни женщины работают. Никто им не мешает защищаться. Недавно по радио услышала интересную информацию: «Женщины в науке теснят мужчин. Процент женщин-ученых в мире – двадцать три, а в России – сорок пять». А скольким мужчины не дали о себе заявить, воспользовавшись их идеями, наработками, результатами? Значит те, что пробились, были не только умнее, но и энергичнее, настойчивее представителей сильной половины?»
Елена Георгиевна усмехнулась, и её мысли опять вернулись к уважаемым ею людям.
«Татьяна Владимировна принадлежит к редкому типу людей, именуемых истинными учеными. Как раньше говорили? «Ум, честь и совесть страны». Святковский, Иванов, Катасонов, Власов и она, не побоюсь этих слов, – славные представители советской школы.
Катасонов опустил глаза в папку с расчетами. Его отливающий сединой ежик, делающий голову похожей на шар, кажется мне полной луной в туманном ореоле. Он тоже понимает, что идет «игра на публику», что, вызывая некоторых мужчин, шеф соблюдает совестливый ритуал, ещё знает, что с ним такого не позволят. Побоится шеф связываться, потому что он – ученый широкого диапазона с колоссальным внутренним ресурсом. И без всяких вывертов и вывихов, нормальный. Для него не существует единственных, раз и навсегда зафиксированных решений и мнений. Он всегда ищет варианты. Мыслит многопланово, в разных плоскостях.
Не сразу и не вдруг нашёл он свою дорогу. Сам себя растил, совершенствовал. Из деревенских. Сбежал от отчима. Пестрая биография беспризорника. И как это иногда бывает, судьбу его решил случай. По прямому указанию проректора института взяли мальчишку из подсобных рабочих в мастерские НИИ. (Старый проректор курировал на заводе практику своих студентов и заприметил на удивление смышленого мальчишку.) Начинал с нуля. Школу заочно в три года закончил. Долго пробивался, а потом сразу по совокупности статей защитил докторскую. Он тоже из блестящей плеяды настоящих ученых, носителей истинных ценностей, которые определяли мировые приоритеты в науке.
А вот Таня и Люда. Их тема – первая глава диссертации зама. Увлечённые, в работу с головой уходят. Целенаправленны, методичны, дотошны. И вредные электромагнитные поля их окружают на полигоне, и образцы они за неимением вытяжки травят в «царской водке», окутанные страшными темно-бурыми парами в общей комнате, вопреки всем правилам техники безопасности. Женщины сделали картонный короб-вытяжку, но где им было взять денег на мощный вентилятор?
Скрупулёзно увязывают они невидимые другим логические нити выводов из своих экспериментов. Спорят друг с другом по-женски мягко, тактично, но настойчиво. Обе маленькие, худенькие, тихие. Приятно на них смотреть. Они меняют пространство вокруг себя, наполняя его чистотой, порядочностью и добротой. А дома у них обеих кишащие удручающе трудными родственниками
Группа Валентины Сергеевны вторую главу заму «добивает». Галка прекрасно оформляет ему чертежи. Что они имеют в качестве компенсации? Их не уволили, как многих других в начале перестройки, когда избавлялись от балласта и неугодных. Время от времени им подкидывают премии. Валентине Сергеевне заткнули рот, дав ей формальную должность заведующей лабораторией, позволив командовать в весьма узком спектре и без того ограниченных возможностей.
А что зам в клюве принес? На всё готовенькое пришел, только отнимать привык, убеждает несколько необычным способом – пригрозив. Его начальственный стиль не располагает ни к дискуссии, ни даже к замечаниям. Собственно говоря, настоящей движущей силой института не зам является, а эти скромные профессора и инженеры. Да вот, поди ж ты… надолго ли…
Не всем даны менеджерские способности. Моя голова, например, на расчеты запрограммирована. Но с моим ли уровнем заниматься вычислением оптимальных объемов холодильных камер или надёжности красителей? Такой работой только мозги иссушать. Но лучшей пока нет. А годы идут. Ничего, потерплю. Придет время – возродится наука».
Елена Георгиевна снова скользнула взглядом по рядам. Владимир Григорьевич смотрит поверх голов отсутствующим взглядом, словно его мысли заняты в этот момент решением проблем, недоступных пониманию окружающих. Дудкин ухмыляется, а Суханов уже оклемался, но смущённо опустил голову, боясь случайно натолкнуться на мой прямой и слишком откровенный взгляд. Вот тебе и отличие: один сочувствует мне и переживает, что не может помочь, а другой не скрывает радости, что не его нагрузили. Злорадствует. Торжествующая посредственность.
В сущности, это было ясно и без сегодняшнего случая. Никогда не питала иллюзий по поводу Дудкина. Камень за пазухой не стану держать, но в друзья пусть не напрашивается. Отошью. И это прозвучит как нечто само собой разумеющееся, сообразное с моими взглядами на многие составляющие жизни. Юрка, Юра, Дудкин, Юрий Петрович, Петрович – вот и вся твоя жизнь. Убожество, бескрылое насекомое. Усилия, конечно, иногда прикладывает, в основном чтобы от чего-то отказаться, но душу в работе не тратит. Так и будет всю жизнь пресмыкаться и перебиваться. Как может измельчать человек! У таких простой и эффективный метод на вооружении: во всех своих бедах винить женщин.
«Что-то и от себя я последнее время далеко не в восторге. Сама себе противна.– Елена Георгиевна хмуро усмехнулась. – Говорят, пошла мода на женщин во власти. Мужчины мышей не ловят, спят на ходу – вот откуда эта мода. А кто дома пашет? Опять женщины. Таков наш печальный удел? Некоторые из представителей сильной половины даже гвоздя не забьют в стену, а такие способности должны быть в активе чуть ли не каждого мужчины. Мы ведь тоже много чего умеем делать из того, чего они даже боятся касаться, – мысленно опять «наехала» Елена Георгиевна на бездеятельных и безответственных мужчин, знакомых ей по институту. – Перебирать поимённо? Во всяком коллективе разные люди встречаются, нигде нет такого, чтобы во всём была тишь да гладь да божья благодать».
Когда с формальностями по второму вопросу было покончено, Иван Петрович, почувствовав настроение аудитории, к всеобщему удовольствию объявил десятиминутный перерыв. В актовом зале захлопали сиденья, застучали каблучки. Мужчины сразу стали оживленнее. Заядлые курильщики ринулись в закоулки, остальные разбрелись по институтским коридорам.
Елена Григорьевна устало уставилась в окно. В проёме между домами, у самого горизонта, сквозь низкие серые тучи проглянул бледный расплывчатый диск солнца. «Шеф выпустил пар, и теперь остальные вопросы обсудит, как из пистолета выстрелит», – подумала она безразлично и перевела взгляд на опустевшее кресло, где только что восседал Иван Петрович.