Реквием
Шрифт:
А как-то поставила я одной заочнице двойку, так она пошла к заместителю декана и что-то гадкое обо мне ему наговорила. Захожу я отчитаться по ведомостям, а он как накинулся на меня! Слюной брызжет… Я не пойму, в чем дело... Потом сообразила. Обидно было, что поверил. Неловко стало после этой истории встречаться. Избегали мы друг друга. Я всегда к нему с уважением, а он… В плохое почему-то всегда скорее верят.
Еще один заочник на ум пришел. Принимаю я зачет. И вдруг он говорит: «Привыкли нас оценивать, а сами-то знаете то, о чем нас спрашиваете?» Я, ошарашенная его наглостью, в первый момент растерялась и чуть дрожащим от обиды голосом начала формулировать ответы на вопросы его билета. Потом мой голос окреп. И тут я опомнилась и сердито взглянула на студента. Понимаешь, он был много старше меня, седовласый морщинистый и какой-то желчный,
– Ты же не любишь пива.
– Из-за больных почек мне приходится ежедневно выпивать по полтора-два литра воды сверх обычной нормы.
– Всего-то дел, что заочник смутил. Еще в каких грехах хочешь повиниться? – шутливо спросила Инна, почувствовав неограниченную откровенность подруги.
Неожиданно Лена рассмеялась, да так, что ей пришлось с головой одеялом накрыться. Успокоившись, она удовлетворила любопытство подруги:
– Представляешь, иду я с работы и вдруг вижу, внучок ручонкой мне машет. Он с Андрюшей в скверике гулял. Я заторопилась к ним, не заметила едва выступающего из опавшей листвы бордюра и упала на больные колени. Попыталась встать, но завалилась сначала на бок, потом на спину и, как майский жук, никак не могу перевернуться. Елозила, елозила, пока сынок не подскочил. Водрузил он меня на скамейку, успокоил. А мне стыдно от своей беспомощности и смешно. Вспомнила ироничные слова соседа-пенсионера: «Что мне теперь нужно? Кефир и теплый сортир». Не хотелось бы дожить до его лет, вернее, до его состояния.
А раз возвратилась из командировки и – о ужас! – в моей спортивной сумке гостиничное полотенце! Видно, я сразу после бассейна заторопилась на самолет.
– И давно это случилось?
– Лет десять прошло с тех пор.
– Не журись. Можешь быть спокойной – не посадят. Срок давности преступления и срок предъявления претензий давно истек, – рассмеялась Инна.
– Я в следующий приезд отвезла это злополучное полотенце и в качестве моральной компенсации подарила горничной духи.
Лена помолчала немного и снова приступила к исповеди, хотя Инна уже не приставала к ней и не выспрашивала. Видно ей тоже требовалось выговориться.
– Тяготит меня один непреднамеренный грех. Я чуть семью не разрушила.
– Ты?! – совсем не преувеличенно изумилась Инна.
– Сделала я одному доценту комплимент, мол, ни одна женщина не пройдет мимо, не запомнив вашего лица. Ну, что-то в этом духе. Человек на самом деле был не только яркой внешности, но и обаятельный. У него росло трое прекрасных сыновей. Я гордилась, что среди моих знакомых есть такой порядочный человек, примерный семьянин, поэтому искренне выразила ему свое мнение о нем. А он, оказывается, почему-то переживал по поводу своих внешних данных. Но очень скоро после нашей встречи этот мужчина точно с цепи сорвался – его сестра мне жаловалась, – и жене потребовалось много сил, чтобы сохранить их брак. Но, признавая свою вину, я не нашла в себе мужества сознаться ей в содеянном.
– И что бы это изменило?
– Все равно совесть мучает. Меня успокаивает лишь то, что Валентине хватило мудрости и терпения удержать отца своим детям. Представляю, каких нервов это ей стоило! До сих пор переживаю. Встань на мою точку зрения и сразу поймешь мои страдания. Меня оправдывает лишь то, что я без всяких плохих побуждений сделала комплимент.
– Могу понять. Был у меня один друг. И вот совершил… небольшую подлость: обманом заставил за себя работать другого. И награду за эту работу получил. Начальник его уговорил так поступить. Бедняга так страдал от своего непорядочного поступка, что заболел и умер. Хороший был, в принципе, парень, умница, с юмором, но неудачник. И вдруг такое сотворил на свою голову…
Лена, сочувствуя, прерывисто вздохнула.
– А я Фиму на защите дипломной работы вспомнила, – засмеялась Инна. – Он в такие теоретические глубины полез, обосновывая результаты своего эксперимента, такие длинные формулы выкладывал у доски! Как же – отличник, лучший на курсе. И вдруг какой-то тщедушный старичок из комиссии – похожий на школьного учителя – спрашивает его, что такое емкость. У Фимы глаза из орбит полезли. Никак он не мог переключиться на школьную программу. Это как упасть с высочайшей скалы познаний в зеленую долину бездумного детства. Лепетал что-то дрожащим голосом, конденсатор рисовал, а формулировку от волнения так и не вспомнил. Стоял
– Нечасто, но бывает такое в наших кругах.
– Вступительные экзамены вспомнила. В нашей группе иногородних было только трое: детдомовская Кира, Толик после армии – им достаточно было тройки получить, они, льготники, вне конкурса шли – и ты, единственная из школьников, которую не страховали.
– Был конкурс родителей? – удивилась Лена. – В те годы? Не знала. Для меня это откровение. Священная альма-матер! Флагман науки!
– Не в МГУ же с конкурсами на порядок выше нашего. Старый как мир способ – блат, знакомство, как ни назови, всегда был. Правда, не в такой степени, как сейчас. Еще натаскивание. Я через него попала в вуз.
– Репетиторство – не в счет. Оно закладывало прочный фундамент по предмету. Я сама много лет им занималась. Готовила в военные училища и в академии. Никого не «просовывала». Мои абитуриенты поступали благодаря высокому уровню знаний. От тех, кто не «тянул» или ленился, я быстро отказывалась. А вот ректорский список, я слышала, в моем нынешнем вузе будто бы был и есть. Я не сталкивалась, а бездоказательно не стану порочить свой вуз, – взъерошилась Лена. – Да, еще один случай вспомнила. Я тогда первый год читала студентам лекции и вела лабораторные занятия. А тут декан попросил поработать на вечерних подготовительных курсах для школьников в медицинском институте. Я не соглашалась. Сынок и так мало меня видел. Декан нажимал, мол, вы единственная, кому я могу доверить. Обычная фраза, когда надо захомутать на работу, за которую никто не берется. Я возражала, мол, не имею опыта решения задач с целым классом, только репетиторством занималась. В университете у нас не было ни методики, ни педагогики, ни педпрактики. Да и некогда мне сейчас изучать эти вопросы.
Не открутилась. Даю урок. Сама у доски решаю задачи и объясняю, а дети просто списывают. Понимаю, что это не эффективный метод обучения, но боюсь заставить ребят решать самостоятельно. Знаю, что посыплются вопросы, и, если стану каждому растолковывать его ошибки, то не уложусь в программу занятия.
И все же отказалась я от курсов. Сынок не засыпал без меня. И вот веду я последнее занятие, и тут мелькнула у меня шальная мысль провести его по всем правилам: дети сами решают задачи в тетрадях, а один из них мается у доски. Когда-то надо и мне учиться. Глупость, конечно, сделала. И что тут началось! Оказывается, школьники на одну задачу нарисовали разные варианты чертежей. И грузы у них двигались не в одном направлении, и оси координат они связали не с теми грузами, и направили их неодинаковым образом. Я пока одному парнишке растолковала, как он должен найти проекции сил, на меня насел еще десяток тех, у кого результат не сошелся с ответом в учебнике. Шум, гам. Смотрю, ребята, видя мою растерянность, начинают похихикивать. Мне чуть дурно не сделалось: с детишками не справилась! Чувствую – то краснею, то бледнею, лоб покрылся испариной. Опозорилась дальше некуда. Сама к доске пошла объяснять задачи, но все равно план не выполнила. Студенты педвуза на первой практике подобное переживают, а я – дипломированный специалист, и вдруг такое…
– Только перед глазом божьим ничего не стыдно. Он все прощает, – пошутила Инна. – Получается, сначала ты на лекциях перед студентами каждый день экзамены сдаешь, потом они перед тобой.
– А второй раз через год прокололась. Шли занятия у заочников и одновременно вступительные экзамены. Не могла я поставить положительную отметку абитуриенту, знания которого были на нуле. Секретарша взбесилась – это был ее протеже – и «накрутила» шефа. Тот сам сел принимать экзамены, а меня попросил провести за него занятие. Мы к тому времени уже работали в паре, и я знала уровень задач, которые он давал студентам. И вдруг перед самым звонком я обнаруживаю на столе записку с новым заданием и названием задачника неизвестного мне автора. Нахожу учебник, раскрываю на нужной странице, пробегаю глазами текст, а там задания для аспирантов. Недоумеваю: как можно студентам-заочникам растолковать такого рода задачи? Естественно, они смотрели на доску, как баран на новые ворота. И я готова была провалиться сквозь землю. Хоть убей меня, до сих пор не пойму, зачем он так поступил. Может, сам что-то перепутал? Хотя на него не похоже. Педант. И в преднамеренности я тогда не могла его заподозрить.