Реликт (том 2)
Шрифт:
— Вот когда пригодился бы Т-конус, — сказал стоящий впереди долговязый юнец в роскошном серебристом кокосе службы общественного контроля. — Надо предложить Совету перенести его к Земле.
— Вряд ли это осуществимо, — пробурчал его собеседник, мощный старикан с гривой выгоревших и седых волос. — Т-конус — не игрушка, это махина массой в миллионы тонн!
— Ухлопали столько средств на его монтаж, и бестолку.
— Ну, не совсем бестолку, он будет использован в качестве экспериментального полигона К-физиков, если человечество уцелеет. Только и он вряд ли помог бы. Конструктор —
— Но ведь он нас не понимает, не говорит ли это об его ограниченном интеллектуальном потенциале?
— Говорят, он болен… А если и нет? Он не понимает нас, но и мы не понимаем его. Поймем ли когда-нибудь?..
Ратибор отошел от беседующих, поискал глазами Железовского и протолкался к нему сквозь толпу.
Комиссар-два разговаривал с председателем ВКС Эрбергом и комиссаром-один Юнусовым, вернее, слушал, что говорили они. Ратибор вынужден был ловить момент, когда можно было бы подойти, не перебивая собеседников.
— …не поддаются описанию, — говорил Эрберг. — Типичное отсутствие смысла. О чем, например, говорит фраза: «Дивно гремит Бог гласом своим, делает дела великие, для нас непостижимые»? Кто ее произнес? Зачем?
Ратибор понял, что речь идет о звуках-фантомах, продолжающих бродить по глобальной системе связи «спрута». Ученые предложили гипотезу, что связные, но не имеющие прямого разговорного смысла фразы, — это проявление эффекта «наведенной разумности» в самой системе связи, соединяющей сотни компьютеров и творческих коллективов, но существовали и другие гипотезы, единого мнения не было.
— Меня сие волнует мало, — сказал Юнусов. — Один отряд «добровольных послов» мы задержали, но могут быть и другие, а поиски этих других отвлекают нас от основных забот. Всеобщей паники не наблюдается, но локальные очаги все же нет-нет, да вспыхивают. К тому же продолжаются попытки захвата станций метро. Силы сектора на пределе.
— Ну, а вы почему не плачете в жилетку? — Председатель ВКС повернул голову к Железовскому. — Нет проблем?
— Есть, — громыхнул голосом комиссар-два.
— Какие?
— Жизнь и смерть… добро и зло… проблемы вечные.
Хакан Рооб хмыкнул, глядя на Железовского с интересом и удивлением.
— М-да, вечные, вы правы. А конкретно?
— К-мигранты. У них свои каналы сбора информации, а может быть, и связь с чужанами и «серыми призраками», и хорошо бы узнать их точку зрения на происходящее, а так же выяснить, чем они занимаются.
— А разве вы не знаете, чем они занимаются?
Комиссар-два глянул исподлобья.
— Выясняем.
— Сделать это не просто, — вмешался Эрберг.
— Не знаю, это ваши заботы. Времени на размышления о полезности каждого подобного шага у нас нет, Конструктор подойдет к Земле через шестнадцать дней.
Железовский наконец заметил стоящего поодаль Ратибора, спросил мысленно:
— Освободился?
— Обойдетесь без меня еще день-два? — вопросом на вопрос ответил Ратибор.
— Что ты задумал?
— Мне нужно найти Грехова.
— Зачем?
— Остались кое-какие личные вопросы.
Аристарх некоторое время молчал.
— Что ж, попробуй, сертификат «свободной охоты» еще действует. Не рискуй зря… хотя я сомневаюсь, чтобы у тебя вышло что-то путное. Ничего он тебе не скажет. Ни пуха!
— К черту!
Ратибор ушел, не оглядываясь, — боялся, что Аристарх передумает.
Пока добирался в Управление, успел выслушать сообщение координатора ГО о продолжающихся «звуковых фантомах» в системе «спрута»: он и сам их ловил, не вникая в смысл фраз, принимая за чьи-то, закодированные донесения, предназначенные командованию погранслужбы. Впрочем, может быть, это и в самом деле были кодовые доклады? Например, К-мигрантов — друг другу. Последняя фраза, которую запомнил Ратибор, звучала:
— Посему да благоговеют перед Ним люди, и да трепещут пред Ним все мудрые сердцем{45}.
Конечно, это могли быть и шутки одного из не в меру остроумных пограничников, но Ратибор склонен был полагать, что шутками здесь не пахнет, а пахнет самой настоящей «компьютерной мистикой».
Побродив по кабинету, в котором он не работал практически со времени посольской миссии к Конструктору, Ратибор сел за стол и машинально, не думая, назвал телекс «домового» Насти. Спохватился, когда виом воспроизвел внутреннее убранство гостиной Демидовых и девушку, забравшуюся с ногами в кресло и глядевшую на него с некоторым недоумением. Поняв, что он забыл включить «обратку» и Настя его не видит, Берестов успокоился, некоторое время разглядывал девушку, мысленно целуя руки, ноги, лицо, а когда Настя поняла, кто звонит и, слабо улыбнувшись, спросила: «Долго будешь молчать?» — выключил связь. Тут же набрал код Егора и сказал ему, взъерошенному, с мокрыми волосами и полотенцем в руках:
— Привет, шаман. По-моему, из речки ты не вылезаешь. Просьбочка одна имеется: смотайся к Насте, побудь с ней, тревожно мне что-то…
Егор вытер шею, вгляделся в Ратибора.
— Снова в дорогу?
— Вопрос не по существу. Я в дороге постоянно, независимо от Конструктора и других обстоятельств. Просто вижу впереди опасный поворот.
— Да уж, знаю я эти повороты, дороге твоей не позавидуешь — не прямая; точно укладывается в пословицу: «Ой ты, русская дорога, — семь загибов на версту». — Егор посерьезнел. — Хорошо, сделаю, не беспокойся.
Ратибор кивнул и, не поблагодарив друга, — тот все понимал без лишних слов, — вызвал дежурного:
— Я Берестов, оператор «свободной охоты», сертификат ОБ-02-01. Примите команду полного подавления организационного шума. Примерная готовность канала?
— Две минуты, — ответил инк.
Ратибор вывел на стол оперативные каналы обработки информации и на минуту расслабился в кресле: столько времени требовалось компьютерам отдела на подготовку к «оптимизации источника беспокойства», коим стал безопасник, и «сведению нештатных задач к стандартному комплексу решений». В принципе мудрые формулировки разработчиков императива «свободной охоты» означали одно: компьютерные сети тревожных служб готовились к синхронной обработке приказов нового руководителя не в ущерб уже решаемым задачам.