Реликт
Шрифт:
Федор, выпятив грудь, загородил ему дорогу.
– Можешь радоваться, инженер, убрались они отсюда, на заимку поперли - а ты хоть знаешь, что это птицы большого полета?
– Стервятнички.
– Не чета тебе, теленку, они не только председателю тутошнему могут холку намылить, они в районе кое-что значат! Да я бы на их месте на тебя и не взглянул бы - подумаешь, из города, экая цаца!
– Не надо было соглашаться, чтобы я остался у вас, - сказал Андрей.
– Так что терпите.
Федор крякнул и, осклабившись,
– Вечером у нас банька проглядывается. Ты как, балуешься?
– Еще как, - сказал Андрей.
– В городе у нас компашка, и мы каждый вторник посещаем сие заведение; только баня в городе - дрянь и пар - гадость, разве с настоящей деревенской сравнишь?
– А венички у меня, - сказал Федор и раскинул руки.
– Раз хватишь - второй не захочешь.
– Может, помочь по баньке?
– Для начала перекусим. Потом будем воду таскать, а старуха к вечеру вареники закатит с картошкой.
Через час Андрей уже носил воду из колодца двумя огромными ведрами в баньку, которая торчала на краю огорода. Федор возился с печкой железной бочкой, обложенной плоскими камнями. Умаявшись, Андрей присел на порожек и стал смотреть, как Федор, отворив дверцу, шурует короткой кочергой и отсвет падает на его сосредоточенное лицо. Впервые ему захотелось сказать что-то хорошее этому непонятному человеку, но он промолчал и, подхватив ведра, принялся наполнять водой вторую бочку, которая заняла весь угол между полком и дверями.
Разделавшись с водой, Андрей пошел в избу и растянулся на раскладушке поверх одеяла. В предвкушении бани настроение было кипучее. Он обвел деятельным взглядом комнату, не зная, на чем бы остановиться, и вдруг заметил на краю буфета большую черную книгу.
Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка. Устроившись поудобнее, он принялся за книгу - и обомлел от одного названия: "Нюрнбергский процесс".
Вот дедуля дает! На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает... А днем бабка иногда заглянет - картинки посмотреть...
За дверями послышался голос Федора. Андрей успел положить книгу на место и притворился, что дремлет. Когда открылась дверь, Андрей различил торопливые слова хозяйки.
– Не пущу!
– кричала она еле слышно, с каким-то присвистом.
– Забыл, окаянный, что ли, как прошлым разом еле очухался?.. Забыл?..
– Да я самую малость, - оправдывался Федор, - ей-богу, самую малость.
– Пеняй на себя, если упаришься, злыдень...
– хозяйка еще что-то быстро прошептала, и голоса стихли.
Андрей приподнял голову. В комнату, тяжело ступая, вошел Федор.
– Почти поспела, родимая, - сказал он.
– А бабка портков чистых не дает, совсем тронулась.
– На меня мать тоже всегда ворчит, - сказал Андрей и сел, скрестив ноги.
–
– То-то и оно, - сказал Федор.
– А вареники с картошкой все равно будут.
В баню отправились, когда стемнело. Разделись в избе и, оставшись только в исподнем, набросили длинные тулупы, сунули ноги в валенки. Андрей вдыхал животный запах овчины, ощущал пятками пространство и тепло валенок, предвкушал удовольствие.
Федор шел впереди. Сейчас его фигура в просвете между амбаром и зимовьем показалась Андрею гигантской. Она закрыла и мутную полосу неба, и матовый снег. Он видел, как мерно покачивается голова Федора и упруго колеблются плечи, и старался не отставать, хотя все время обо что-то запинался. Рядом, у ног, сопели собаки, но голоса не подавали.
Пройдя через двор, они протиснулись в калитку и нырнули в тесный предбанник. Скинув в темноте тулупы и валенки, они на мгновение застыли, чувствуя всем телом набегающий сквозь щели холодный крепкий воздух. Андрей стянул трусы, нащупал на стенке гвоздь и повесил их. Федор открыл дверь, и его обдало белым клубом пара.
В баньке на окне уже горела приготовленная бабкой лампа. Пахло гнилым деревом и слабо-слабо - березой. В бочке, что была соединена с печкой металлической трубой, нехотя булькала вода.
– Царство божее, не иначе, - сказал Федор и снял с бочки массивную крышку.
– Ох, и порадуем косточки.
Андрей пристроился на край нижней ступени полка и замер.
Федор почерпнул из бочки ковшом кипяточку и плеснул с оттяжкой на кани. Загудело.
– Это для разгону.
Андрей сцепил руки, сжал колени. Сейчас дойдет... Сейчас начнется... Ударило в лицо. Ну и парок, черт его дери, - а старый хрыч опять подкидывает, сдурел, хоть бы разогреться дал!
Федор бросил ковш на скамейку у порога и полез под самый потолок.
– Веник распарь, - Федор растянулся во весь громадный рост на полке так, что пятки нависли над каменкой.
Андрей взял веник, окатил его кипятком и потряс над камнями, чтобы листочки не склеивались, чтобы каждый был самостоятельным. И хотя он больше знал об этом из разговора друзей, чем из практики, все у него получилось лихо.
– Может, уважишь немощного старичка?
– сказал Федор.
– Ридиклит замучил.
– Это можно, - ответил Андрей и, не спрашивая согласия Федора, поддал парку. Защипало уши, руки. Скользнуло по хребту. Федор крякнул и громко застонал.
Артист.
Андрей, легко подрагивая веничком, прошелся по спине Федора, добрался до черных пяток, вернулся обратно и неожиданно врезал промеж лопаток, но не сильно, а так, чтобы парком схватило.
Минут через пять Федор запросил пощады. Кое-как сполз вниз, бухнулся головой в кадку с холодной водой. Спина его покрылась темными пятнами и мелко вздрагивала.