Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь (сборник)
Шрифт:
— Трактор мой. Вам-то какое дело до гусениц?
— Тебе нисколько не совестно? — кротко спросил Головнин.
— А с чего мне должно быть совестно?
— Зачем дорогу исковеркал?
— Кто?
— Иван Пыхто! Чего дурочкой прикидываешься?
Шумаков представил вечер в доме дедка Павлычево:
и эти, не иначе, будут руки заламывать. Ощутил неприятный холодок в груди, но виду не подал, что испугался.
— Что вам надо?
— Да уж самое малое, не до большого — поезжай чистить дорогу.
Охотник,
— Идите вы!.. — надрывно выкрикнул он и, как был в носках, в вязаной рубахе, бросился к двери.
Ломовцев и Головнин оторопели, никак не ожидали такого исхода: хозяин пулей проскочил мимо них.
— Это ж надо! — удивлялся пан Спортсмен с экрана телевизора.
Охотники вышли в раскрытую настежь дверь. На улице, как от привидений, тракторист отмахивался от Студенцова и Павла Ивановича. Те завороженно наблюдали за ним.
Шумаков никак не ожидал увидеть еще людей.
— Ладно, оденусь и пойду чистить дорогу, — выкрикнул он. Поднялся на крыльцо, добавил ненавистно: — Шляются всякие!
Теперь Вениамин Иванович выслушал обе стороны. Он озабоченно ходил по кабинету из угла в угол. Перед ним встал неразрешимый вопрос: «Били или не били?»
Вениамин Иванович изучал юриспруденцию разных стран и веков. Он был сторонником вынесения судебного решения в простых, незапутанных делах прямо на месте, без длительного и утомительного следствия. Случилось происшествие — и тут же тебе сразу разбор дела и суд. И обидчики и обиженные, еще горяченькие, не сообразят, что соврать, как выкрутиться. Длительное следствие не приносит пользы, только усложняет поиск истины. Когда Шумаков принес заявление, надо было незамедлительно ехать на место, прихватив с собой кого-то из охотников, там разбираться. Теперь, по прошествии стольких дней, каждый тщательно подготовился, и он понимал, что ему врет и та и другая сторона.
Следователю легче было объяснить поведение охотников: неудачный день, желание вовремя попасть к праздничному столу — и такое препятствие на пути, сделанное с корыстной целью. Самый безгласный добряк взорвется, накричит и съездит по морде. Вывод получался: били.
Тракторист Шумаков не признает, что дорогу исковеркал он. Когда к нему пришли, он, как сумасшедший, бросился в дверь и мог налететь в сенях, в темноте, на косяк, мог удариться, прыгая с крыльца. Mог сам себе подсадить синяк. В больницу он сразу не пошел. А в новогоднюю ночь мало ли где можно получить повреждение! Пошел в больницу утром. Выходит: мог и наговорить.
Получается: не били.
Разберись тут.
Все чинно сидели на стульях. Шумаков рядом со следователем у стола озирался, кусал губы. Синева под глазами была еще заметной.
— Что же Студенцов-то не явился? — обиженно спросил Вениамин Иванович.
— Он не мог, у него неотложная работа, — сообщил Головнин.
— Вот как! — воскликнул следователь. — У него работа, у меня — не работа?
— Зачем вы так-то? И у вас работа. Просто у него тяжелые больные.
Вениамин Иванович с прищуром посмотрел на Головнина, его подмывало сказать что-нибудь похлеще, но он привык обдумывать свои слова, привык сдерживаться. Он только отметил кажущееся несоответствие:
— Возможно, возможно… Вот для хулиганских действий время у него находится.
— Доктор не хулиган! — пылко заявил Вася Баранчиков. — И мы не хулиганы.
— Доктор за всю жизнь пальцем никого не тронул, — добавил Головнин. — Он у нас и на охоте-то редко стреляет. Он у нас такой.
— Он у нас такой, — подтвердил Ломовцев. — Это точно.
Дружная защита убедила Вениамина Ивановича, он примирился с отсутствием Студенцова. Оглядел нахохлившегося тракториста, сказал ему:
— Указывайте. Которые из них?
Охотники честно пошире раскрыли глаза, подтянулись. Баранчиков для солидности откашлялся.
— Вот этот, — сказал Шумаков и ненавистно ткнул пальцем в сторону Головнина: тот выглядел самым крепким. На Ломовцева указывать было несолидно, хотя и признал его. — И еще вот этот, — показал он на Баранчикова.
— У меня вопрос к нему… ну, как его… в общем, к нему, — сказал Вася.
— После будут вопросы, — остановил его Вениамин Иванович.
— Как после! Я сейчас хочу сказать в свою защиту. Имею я право?
Вениамин Иванович подумал и решил, что Вася имеет право сказать несколько слов в свою защиту. Кивнул ему.
— Я хочу спросить, мог ли я бить его, когда сидел в машине, а машина стояла в трехстах метрах от дома? Он что, в машину ко мне залезал, чтобы я его побил? Все подтвердят, что я сидел в машине.
— Конечно, теперь хотите отказаться… — объявил Шумаков. — А на улице меня бил вот этот. — И повел рукой в сторону Павла Ивановича. — Он был в зеленой куртке.
— Сопляк! Врун! — взревел Павел Иванович. — Как ты смеешь!..
Что Шумаков смеет, Павел Иванович не досказал, задохнулся в гневе.
— Вы можете спокойнее? — спросил Вениамин Иванович.
— Нет, я не могу быть спокойнее. Увольте меня от этой комедии, не в том я возрасте… Это хуже, чем в аду. Там хоть поджаривают на сковородке за грехи. Тут я за собой грехов не числю…
— Разберемся, — миролюбиво сказал Вениамин Иванович.
— Разбирайтесь. Меня знают десятки охотников, и никогда никто не видел в зеленой куртке. В полушубке я хожу зимой, пусть поймет этот… пикантроп.