Ремейк Нового года

Литвиновы Анна и Сергей

Еще, как назло, в сестрице как-то счастливо гены сложились. И характер оказался спокойный, никогда никаких проблем не создавала. Да еще и куча талантов. Отдали на хореографию — буквально через месяц Полина уже танцует сольные партии. И в музыкалке всегда отчетные концерты закрывала, что только самым лучшим ученикам поручали. И в школе — почти сплошные «пятерки». Никакого сравнения со старшей сестрой. У Яны-то, как у всех обычных людей, есть успехи, но и проблем немало. То удача, все хвалят: на соревнованиях по акробатике второе место по району заняла. А через неделю баловались с девчонками, лазили по брусьям и нечаянно одну из юных спортсменок столкнули. Та упала,

сломала руку, перелом оказался сложный, родители подняли скандал… и Яну, главную зачинщицу баловства, из секции выгнали. Несмотря на все спортивные заслуги. Да и в школе у нее только по любимому рисованию «пятерки» были, а остальные предметы еле на «четверочки» вытягивала.

«Полина — наша гордость», — не скрывали родители.

А она, Яна, — так, второй сорт.

И, едва закончив школу, Яна поспешила уйти из дома. Благо, у приятеля еще по детской изостудии родители уехали по контракту за границу, он обретался один в квартире, и ему требовалась, как он говорил, хозяйка. И пусть хозяйничать в огромной, постоянно кишащей гостями, квартире было совсем непросто, да и денег вечно не было, — зато больше никто не приводил в пример идеальную Полину.

Янина жизнь и дальше шла, будто американские горки. То крутейший подъем — персональная выставка, журналисты, восторженные отзывы на центральных телеканалах в прайм-тайм. А то вдруг творческий кризис, когда и не рисуется, и не живется… Друг детства давно женился, из огромной квартиры Яну попросил, но ей и в голову не пришло вернуться домой. Знакомых, к счастью, много, и если собственное жилье есть не у всех, то мансарды-мастерские — почти у каждого. А Яна для себя решила твердо: лучше уж на раскладушке, на холодном чердаке, чем в теплой домашней постели — но в тени сестрицыной славы.

Тем более что родители и не пытались вернуть ее. Позванивали, небольшими деньгами снабжали — на этом забота и заканчивалась. Но даже при таком шапочном общении до Яны доходили отголоски Полининых успехов: та окончила школу, разумеется, с золотой медалью. Блестяще, с одними пятерками, поступила в институт. На четвертом курсе (как и положено приличным девочкам) вышла замуж — разумеется, за такого же, как и сама, перспективного юношу. А едва защитив диплом, собралась рожать. Все по графику, все, как у людей. Аж слушать тошно. Янка, хоть и на три года старше, о замужестве и тем более о детях даже не думала. Зачем такая обуза? Вот когда-нибудь, когда ее картины потрясут мир и она дико прославится, — тогда можно будет.

Однако слава обрушиваться на нее не спешила. Какие-то работы хвалили, некоторые — успешно продавались. Но к тридцати годам только и добилась, что торгаши на Крымском валу стабильно покупали картины, однако больше пятисот баксов за полотно не давали. А в месяц одинаковых, какие на рынке в моде, работ нарисуешь от силы пару, да и то, если кураж есть. Так что денег всегда был лишь прожиточный минимум: не умереть с голоду, нормально выглядеть, ездить на простецкой машинке да покупать хорошие кисти с красками. А вот приобрести собственное жилье — извините.

И потому Яна пришла просто в дикий восторг, когда вдруг выяснилось: совсем дальняя родственница (ее девочки и видели от силы пару раз) завещала им, сестрам, квартиру. Крошечную, однушку — но зато в самом центре, на Кропоткинской, как раз возле всех художнических тусовок.

Полина с мужем к тому времени уже купили по ипотеке добротную «трешку», и потому Яна очень надеялась, что нежданное наследство отойдет ей одной. Даже позвонила младшей сестрице и униженно попросила:

— Полин… А можно, я пока в этой квартире поживу?

— Ее,

между прочим, сдавать можно, — отрезала сестра. — За немалые деньги.

— Я понимаю, что можно, — вздохнула Яна. — Но мне ведь жить негде.

— Да ладно, негде! Возвращайся к родителям, — хмыкнула та.

Как будто не понимает, что Яне, с ее образом жизни, сигаретами, красным вином и иногда «травкой» совершенно нечего делать в добропорядочной родительской квартире.

Но все же сестра милостиво разрешила — пользуйся пока что. И Яна с восторгом принялась обживать новое жилище — первое свое собственное! Влезла в долги, сделала очень красивый, авангардный ремонт. Заплатила немалые деньги, чтобы протянуть в квартиру телефон (хоть и самый центр, а телефонной линии здесь прежде не было). Впервые почувствовала вкус к оседлой и гармоничной, без вечных гостей и бардака, жизни. Даже в ее картинах с появлением новой квартиры прибавилось упорядоченности и строгости.

Но на днях ей позвонила Полина. И огорошила:

— Все, конец твоей вольнице. Я риелтора наняла. Завтра твою квартиру смотреть придут.

— Кто придет? Зачем? — не поняла сестра.

— Ну, как — кто? — терпеливо объяснила та. — Покупатель. Мы с мужем надумали дачей обзаводиться. Нам деньги нужны. Моей половины, за эту квартиру, как раз должно хватить.

— Но…

— Послушай, Яна, — саркастически произнесла сестра. — Эта квартира принадлежит в равной степени тебе — и мне. Ты пожила в свое удовольствие — и будет. Все должно быть по-честному. Впрочем, если не хочешь продавать — отдай мне мою половину ее цены. Риелтор сказал, это будет…

…И Полина назвала такую сумму, что старшей сестре оставалось лишь ахнуть. Подобных денег ей не раздобыть никогда — даже если она вдруг продаст все свои картины. И все задумки по поводу будущих картин. И все свои мозги вообще.

* * *

— Итак, Полина была в своем праве, и квартиру на «Кропоткинской» продали, — закончил свой рассказ полковник. — Это случилось две недели назад. А в тот день, когда вы, Анаит, — вежливый кивок, — Яну видели, она должна была передать своей сестре ключи. Но…

— Вместо этого — она ее убила! — выкрикнула Татьяна.

Полковник еле уловимо усмехнулся:

— Возможно. Однако Яна в убийстве не призналась. Она стоит на своем: что пришла, как и договаривались с Полиной, в салон. Зашла в кабинет косметолога. Швырнула ключи на стол и наговорила сестре немало нелицеприятных вещей. И, лишь выплеснув все, задумалась: а почему Полина молчит? Неужели такая особая издевка? Сорвала с нее покрывало. И обнаружила, что грудь сестры в крови и та мертва. Отсюда, — быстрый взгляд на Анаит, — взялись и окровавленная салфетка, и нервная, как вы видели, походка. Однако Яна утверждает: она не убивала, — она появилась в кабинете после убийства.

— И ты ей веришь? — скривила губы Татьяна.

Полковник спокойно ответил:

— Ей сложно поверить. Ведь в вашем салоне, в холле, оказывается, имелась видеокамера. Правда, записи почему-то просмотрели не сразу, а только сегодня утром. И они неопровержимо свидетельствуют: после того, как косметолог ушла пить чай, Яна была единственной, кто заходил в кабинет. Единственной. — Он выразительно взглянул на падчерицу.

«Значит, все обвинения с меня сняты», — мелькнуло у Татьяны.

Но радости все равно не было. Она никогда не видела Полинину сестру Яну, но отчего-то заочно жалела ее. И с трудом верила, что творческий человек, художница, может стать убийцей, причем пойти на такое страшное преступление всего лишь из-за квартиры. Как пошло!