Реми
Шрифт:
Пит закидывает одну мою руку себе на плечи, Райли подходит, чтобы подхватить меня под другую. Ноги волочатся, я горю от стыда и унижения от невозможности освободиться и выпрямиться самостоятельно. Я. Я дрался, как сумасшедший, чтобы показать ей, как я силен, и что ей не найти защитника лучше меня. Теперь же я жалкая масса мышц и костей, повисшая на парнях, но остатки адреналина, смешавшиеся с паникой внутри меня, вынуждают меня заговорить.
— Не позволяйте ей увидеть.
— Мы не дадим, Рем.
Я пытаюсь поднять голову, чтобы удостовериться, что она
— Просто не давайте ей увидеть.
— Да, чувак, мы поняли, — уверяет меня Пит.
Они затаскивают меня в комнату и начинают обсуждать, что я могу задохнуться, запутавшись в одежде, поэтому раздевают и укладывают на кровать. Мой разум уже мучает меня. Если она видела, она уйдет. Она свалит к черту. Она моя, но мне ее не заполучить. Она только моя, и я даже не могу ей сказать об этом, я не могу получить то, чего хочу, я не могу ничего, кроме как лежать здесь, стараясь оставаться в сознании, чтобы, если она решит уйти, я мог остановить ее.
— Вот так, великан.
— Не позволяйте ей видеть, — рычу я.
Пит кряхтит, как и Райли, пока они пытаются уложить меня на кровати.
— Она в порядке, она ничего не увидит, Рем. Держись, мы найдем кого-нибудь, кто придет и поможет тебе почувствовать себя лучше, — говорит мне Райли.
Я прикрываю лицо рукой и знаю, что это невозможно. Мне никогда не станет лучше.
Брук видела меня. Я видел её лицо всего на мгновение. Я видел ее широко распахнутые, испуганные глаза, черт.
Я слышу как дверь за ними тихонько закрывается, когда темнота накрывает меня. Это знакомое место, в котором я был тысячи раз. Иногда я добровольно погружаюсь сюда, но сегодня я чувствовал зуд во всех местах, которые Брук Дюма освещала своей улыбкой, и все, о чем я могу думать, это то, как выкарабкаться отсюда и не позволить ей покинуть меня.
Я ПРОСЫПАЮСЬ от звука хлопков в ладоши. Простыни сбоку шевелятся, и я не понимаю этого, потому что уверен, что лежу неподвижно.
— Отрывайте свои ленивые задницы от койки, ребята, и давайте постараемся поработать в зале, — говорит Райли с порога.
Спортзал, говорю я себе, несмотря на то, что сегодня один из тех дней, когда мне на все насрать. По ощущениям, мое тело не гибче здания, но я все же прилагаю усилия, чтобы приподняться на руках...
И тут же замираю, краем глаза замечая Брук, лежащую рядом.
Она вскакивает и садится, когда видит меня, и вся путаница в моей голове проясняется в ту чертову секунду, когда я вижу ее.
Она сидит на моей постели, словно мечта. Нет. Больше, чем мечта. Она чертовски нереальна. Прекрасна настолько, что у меня сводит живот, сжимаются яйца, перехватывает в груди. Ее темные волосы в беспорядке лежат на плечах, губы розовые, веки тяжелые и сонные. Она часто дышит, будто в режиме «бей или беги» от одного только взгляда на меня, и на ней надета футболка из «Диснейленда», которая выглядит настолько чертовски старой, будто кричит, умоляя меня разорвать ее. Лучи солнца касаются ее кожи, освещая три веснушки на виске, которых я раньше не замечал, и если бы я не был так накачан успокоительным, я бы провел по ним пальцами, пока мои губы покрывали бы ее всю.
Борясь с самим собой, я наблюдаю за тем, как она делает глубокий вдох и поднимается с постели, будто стараясь поскорее выбежать отсюда. Мое сердце бьется в диком, отчаянном темпе, пока я смотрю, как она пересекает комнату и закрывает дверь позади себя. Черт.
Когда я встаю, чтобы последовать за ней, волна тошноты накрывает меня, и со стоном я падаю обратно на кровать. Следом меня ударяет волна отчаяния, и я перекатываюсь на живот. Я растягиваюсь на кровати и сжимаю ладони в кулаки, как делаю всегда, когда не могу определиться с тем, что чувствую. Мои мускулы будто вылиты из свинца, и я с трудом могу пошевелиться, передвигаясь с того места, куда упал. Чертово успокоительное, которое дал мне Пит, предназначено для гребаного носорога, и я все еще не могу расслабить мышцы рук. Хочу запустить их в ее волосы, прикоснуться к губам, обхватить ее сочную, маленькую попку.
Я вновь стону. Я обнажен. Тверд, как мрамор. У меня даже нет сил подрочить, и мои яйца болят, словно проклятые.
Некоторое время спустя заходит Пит.
— Как у тебя дела, Рем?
— Почему Брук была в моей чертовой койке? — требовательно спрашиваю я, уткнувшись в изгиб руки.
— Он разговаривает, — Пит тихонько смеется надо мной. — Значит с нашим мальчиком все хорошо.
— Где она сейчас? — ворчу я, поворачивая голову и сердито уставившись на него.
— Я разрешил ей взять выходной и немного расслабиться.
— Ты позволил ей видеть меня таким, козел, — ворчу я, хлопнув его по плечу так сильно, насколько мне позволяет нынешнее состояние, чего, все-таки, хватает, чтобы он отлетел в сторону.
— Ай! Осторожнее, ты все еще ты, знаешь ли! И весь чертов город видел тебя таким, — он вздыхает, смотря в окно. — Она подписала контракт, чувак. Она не уйдет, не важно, видела она тебя таким или нет, — он оборачивается, хмуро взглянув на меня. — Слушай, я обещаю, что не позволю ей уйти до конца срока, и вы сможете разобраться с тем, что бы у вас не происходило.
Мысль об ее уходе наполняет меня тревогой.
— Что она видела прошлой ночью? — я приподнимаюсь, опираясь на руки.
— Она видела тебя в твоем знаменитом режиме Разрушителя.
Боже, я ненавижу себя. Со стоном, я прячу лицо в подушку.
— Мы наняли нескольких девчонок для тебя прошлой ночью, Рем, — говорит мне Пит, будто мне есть до этого дело.
Кряхтя, я перекатываюсь на спину, скрещиваю руки на лице, прикрывая глаза. Мне мешает солнце. Мне мешает Пит. Мне мешает моя чертова жизнь.