Ремонт в замке Дракулы
Шрифт:
— А шлем тебе зачем?
— В руках носить!
— Ракий, шлем — не сумочка, он для защиты от ударов тяжелыми предметами!
— Так вроде мне никто не угрожает... и вообще, — тут музыка стала громче, Ракий заорал в самое её ухо, — ДАЙ! ХОТЯ БЫ! КУВАЛДУ! — и он указал рукой в сторону утраченного реквизита, — РЫЦАРЬ БЕЗ ОРУЖИЯ — НЕ РЫЦАРЬ!
Бажена попробовала ответить, но поняла, что сорвала голос. Развернулась и перешла на простой и понятный интернациональный язык жестов.
«Кувалда ему моя нужна, — возмущенно думала она, — Кувалда...
Она закрутилась на месте, высматривая мальчишек. Потерять двоих детей в толпе?! Что она скажет Каре?!
«А если с ними что-то случится?!»
Отчаянно всматриваясь в плотно сбитую фестивальную толпу, синхронно прыгающую в такт музыке, примар не сразу заметила, как её кто-то дергает за подол.
Развернулась и встретилась с испуганными глазками, прикрытыми круглыми очочками. Николка протянул к ней руки, беззвучно, на фоне происходящего, открывая рот.
— Михай потерялся! — прокричал мальчик. — Мы поменялись! Поднос у него! — он протянул Бажене утерянную кувалду.
Девушка забрала у ребенка инструмент, обняла, стараясь успокоить. Было видно — он очень переживает за друга!
— Пойдем, поищем, — прохрипела она.
Николка расслышал, горячо закивал и потянул её в сторону от сцены, показывая пальцем на здоровенный черный кусок обгорелого чего-то.
— Там, — твердил мальчик, крепко держа Баженину ладонь.
Они бежали мимо людей, угольно-черных стен, столов с едой, раскрашенных любительниц Дракулы. И снова мелькали стены, обломки камней, куски бело-голубого неба в проломах.
Стало тише. Скрежет, вой и крики оседали где-то сзади.
— Подожди, — остановилась чуть запыхавшаяся примар, — далеко еще?
— Мы пришли, — ответил Николка жалобно, — тут, — он указал на небольшую нишу в стене. Пожар не добрался в эту часть замка — стену плотным ковром закрывали заросли дикого плюща с характерными резными листочками.
На земле был аккуратно постелен знакомый Бажене плед. Зеркала видно не было.
— Так, и куда мог пойти Михай?
— Не знаю, — пожал плечами мальчик, шмыгнул носом, — ой, смотри, там что-то лежит!
Бажена, сама готовая расплакаться от жалости к ребенку, развернулась. На пледе и правда что-то лежало. Она подошла ближе.
— О, так это же… ботиночек Михая! — воскликнула она, делая шаг вперед. — Как же это он без него у-у-у-а-а-а-а-а!
Плед, на который она наступила, провалился вниз. Вместе с Баженой, ботиночком и любимой примаршей кувалдой.
Крик девушки утонул в долетевшей до этого закуточка аплодисментах.
Николка подошел к краю, заглянул вниз.
— Глупая, глупая Бажена, — голос мальчика стал холодным, как лезвие полежавшего в морозилке ножа, — попалась второй раз на тот же трюк.
— Для тебя, — прошептала примар со дна каменного мешка, — Бажена Рудольфовна!
Её слова запутались в зарослях плюща, облепившего стены старого колодца. Но тот, кому они предназначались, услышал. Приподнял хищно верхнюю губу, показал длинные, по-кошачьи изогнутые клыки.
Бажена пошевелила рукой. Боль прошила её от кончиков пальцев до локтя, оттуда побежала тоненькой молнией вверх, до лопатки, разлетелась по спине иглами и затихла до следующего движения.
— Ош! — ошнула примарша. Застыла.
Перед глазами поплыло. Едва тёплая капля собралась в краешке глаза и капнула на резной листик.
«Повезло, что на траву, — подумала она отрешенно, — так бы сразу в лепешку».
Стоящее в зените солнце доставало до дна, высвечивая пышную зелень и Баженины бледные пальцы. Бажена смотрела на них, казалось, целую вечность.
Черные точки, летающие вокруг, начали темнеть, набухать. Послышалось едва уловимое жужжание. Пальцы начала накрывать тень.
Для уплывающего в закатную сторону солнца тень была слишком стремительной.
— Эй, упырюга, — крикнула Бажена и тут же поморщилась от боли, — ты чего?
Прикусив губу, перевернулась на спину.
Голубой кругляш отверстия сверху ударил по глазам. Слишком ярко! Она прикрылась второй, менее ушибленной рукой. Небо, тем временем, быстро исчезало. Круглую дырку сверху — единственный вход в её тюрьму, медленно закрывали угловатым обгоревшим обломком. Так обыкновенно прикрывают какой-нибудь фанеркой открытый канализационный люк.
В груди девушки застучали крыльями бабочки, летящие на свет. Жужжание вокруг усилилось, зазвенело в ушах.
— Помогите! — закричала Бажена. — Помогите!
Движение крышки сверху остановилось. Слепящий солнечный кружок заслонил силуэт Николки.
— Кричишь? — спросил он. — Кричи. Никто тебя не услышит.
Вдали гремела музыка.
— Я буду кричать и дальше. Меня будут искать! — начала угрожать девушка. — Ты вообще знаешь, кто я такая?
— Дура ты, Бажена, — спокойно ответил он, — я накрыл тебя своей сетью. Смертный, бессмертный — любой пройдет мимо.
Черный силуэт размазался, солнце снова улыбнулось ей. Крышка, брошенная мальчиком во время разговора, снова поползла, съедая кусочек неба.
— Эй, подожди! — отчего-то Бажене ужасно не хотелось прощаться с этим голубым небом, даже жгучее белое солнце вдруг показалось ей лучшим на свете, самым желанным видом. — А почему... я тебя слышу? А? Музыка ж орет. И тут глубоко. Метров десять глубина. Николка?!
Поедание неба остановилось. Будто сотканный из множества темных ниточек, собрался на краю колодца силуэт мальчишки.