Рене по прозвищу Резвый
Шрифт:
— А теперь идем! Все всё поняли? Тишина и спокойствие! Что бы ни случилось, запомните: тишина и спокойствие!
Смешки смолкли, и пираты молча потянулись за Рене в темный проем.
Этот коридор дался Рене тяжелее, чем прежний. Потому что здесь жили голоса. Вкрадчивые, льстивые, грубые, нежные, они нашептывали ему в уши всякую ерунду, то угрожая, то соблазняя, то обещая исполнение желаний, то критикуя эти самые желания так, что от них не оставалось камня на камне. От них невозможно было отделаться, они звучали даже когда Рене зажимал уши, а в конце слились в один неприятный высокий звук, который то появлялся, то исчезал, вызывая зуд
Когда коридор закончился и Рене выскочил в следующий зал, то он с огромным облегчением ощутил тишину. Правда, облегчение было временным, потому что тишина этого места была какой-то слишком уж всеобъемлющей. Такой, как будто зал находился глубоко под землей, а не на ее поверхности. Основной же достопримечательностью этого места были длинные тонкие нити, свисающие с потолка до самого пола. Они слегка светились, и только поэтому Рене не налетел на них в первую же секунду. Что это такое и чего от них ждать, Рене не знал и потому решил подождать, когда выйдут все остальные, чтобы решить, как быть дальше.
Наконец все вышли. Помня наставления своего капитана, пираты вели себя спокойно, молча разглядывая новое препятствие. Вдруг Серж Топор не мудрствуя лукаво вытащил из-за пояса нож и, прежде чем бросившаяся к нему мадам Чактча успела его остановить, попытался разрезать одну из нитей. Нож прошел, сквозь нее и развалился на две половинки, которые со звоном упали на пол. Остальные нити угрожающе заколыхались.
— Назад! — шепотом заорал Рене, и пираты сгрудились возле коридора, не желая, однако, туда возвращаться. Даже по сравнению с этими нитями он не казался безопасным местом.
— Все поняли? — еле слышным шепотом спросил Рене, когда колыхание нитей немного утихло. — Значит, так. Растягиваемся в шеренгу и идем шеренгой, ясно? Так будет безопаснее. Если кто-то напорется, то заднему не придется обходить труп. Идем тихо, осторожно и молчим. Расстояние между нитями, как я вижу, разное, но человек везде пройдет, это даже отсюда видно. Если кто-то порежется, значит, сам дурак. Единственная просьба — сдыхать молча! Если кто-то заорет, лично на том свете найду и прибью еще раз! Понятно?
— Да понятно, не шебурши, капитан, — таким же еле слышным шепотом отозвался Задира. — Вот чего я не понял, так это как мне своего святого отца за собой тащить? Чтоб не поранился или чтоб совсем наоборот? А может, вообще тут бросим? Рот у него завязан, вопить не будет.
— Отец Бенедикт, — обратился Рене к священнику. Глаза у того были совершенно круглые. — Вы пойдете самостоятельно. И если вам дорога жизнь, то вы будете делать это осторожно. Вам понятно?
Тот быстро закивал, давая понять, что внял наставлениям капитана.
Вдруг один из пиратов, Рон Дохляк, протолкался вперед, что-то возбужденно шепча. Нити снова заколыхались, и Рене сгреб его за грудки.
— Какого… тебе надо, Рон?
— Там ребята сбежали! Назад, в коридор, я сам видел!
— Кто? — только и спросил Рене.
— Тихоня, Бормоглот, Умник, Торопыга и Селедка.
— Понятно. — Рене с ненавистью посмотрел на отца Бенедикта. Самые внимательные его слушатели. Верующие и доверчивые. В целом неплохие ребята, даже получше многих. Но это не повод так подставлять остальных. — Пусть идут. Они сделали свой выбор. А мы сделаем свой.
Он выдохнул, посмотрел на мадам Чактча, которая, моментально поняв, чего он хочет, встала от него на расстоянии вытянутой руки, и первым шагнул между нитями. Прошел немного, остановился. Постоял. Потом пошел дальше.
Остальные, убедившись, что с капитаном вроде все нормально, растянулись по всей ширине зала и медленно двинулись за ним.
Рене преодолел свой путь благополучно. Это стоило ему клока седых волос и по меньшей мере десяти литров холодного пота. Но цена не показалась ему слишком высокой. Правда, последний участок пути, где нити висели особенно густо, дался очень тяжело, и он вынырнул оттуда мокрый, как мышь, и дышащий тяжело, как рыцарь в доспехах после длинного забега.
Следом за ним из нитей выскользнула мадам Чактча, острожная и аккуратная, как кошка, а потом потихоньку начали появляться и остальные пираты. Рене пересчитывал их, зажимая пальцы, и с тихим ужасом ждал, что кого-то придется недосчитаться. Но они все выходили и выходили, и он потихоньку расслабился. Вроде почти все. Еще пять. Нет, три…
И вдруг Синий Нос, проходя между очень близко расположенными нитями, неловко покачнулся, и нить прошла по торчащим из-за его спины костям. Отрезанные части посыпались вниз, оглашая зал дробным стуком. Нити медленно и угрожающе заколыхались. Отец Бенедикт, как раз преодолевавший последний метр пути, вместо того чтобы замереть, резко прыгнул, вызвав этим новую волну движения нитей. Синий Нос, оглянувшись, в панике дернулся бежать, но не успел. Одна из нитей легко коснулась его плеча, и рука пирата упала вниз. Хлынула кровь. Синий Нос споткнулся, упал на колени и заорал. В зале будто поднялся ветер. Нити начали летать и кружиться, перемалывая всех, кому не повезло среди них оказаться.
— Быстро на выход! — крикнул Рене, полагая, что хуже своим криком он уже никому не сделает, и что есть мочи побежал к темнеющему четырехугольнику выхода.
Около выхода остановился, пропуская остальных вперед и наблюдая, не осталось ли раненых, которым еще можно помочь. Нет, вроде бы все, кто убежал, были целы.
— Кто остался? — спросил Рене пробегающего мимо Хвоста.
— Кривой Базиль, — отозвался тот.
Рене выругался на себя за то, что не подумал о нем. У Кривого Базиля одна нога была короче другой (последствия ранения), из-за чего он прихрамывал и вообще был весь как-то перекошен. Понятное дело, что двигался он не всегда ловко. Надо, надо было поручить кому-нибудь присматривать за ним. Впрочем, неудивительно, что он забыл. Сам Базиль всегда вел себя так, как будто никакого увечья не было и в помине, и все остальные тоже не обращали на это внимания. Рене даже ни разу не слышал, чтобы другие пираты поддразнивали Базиля или предлагали помощь. Он всегда справлялся сам.
Но что без толку корить себя. Что сделано, то сделано. Рене с горечью махнул рукой и побежал следом за остальными. Он и так за свою жизнь наделал много ошибок, приведших к смерти других людей. Начать можно с того, что он все-таки поступил в эту проклятую семинарию, из-за чего умерла мать. Надо было упереться и не идти на поводу у отца либо сбежать в первый же год. Продолжить можно ногой Сиплого, о которой он не позаботился вовремя, и бедняжкой Лулу. Не надо было вообще возвращаться на Айль де Оранж, не надо было тащить ее за собой. А сегодняшний день вообще побил все рекорды. Вот и сейчас, какого черта он велел им бежать в этот коридор, не расспросив предварительно индианку, какую подлянку им еще ожидать?