Репортер Кэйд (др. перевод)
Шрифт:
Кэйд молчал. Само задание не вызывало в нем по-прежнему ни малейшего энтузиазма. Шерман обязан был подготовить для него все. Он готов был снимать; но не собирался вмешиваться в подготовительную работу.
Шерман посмотрел на него.
— Слушай-ка, парень… Убери ты эту маску со своей физиономии, а? Я ведь знаю, кто ты есть. Может, ты и умеешь щелкать затвором фотоаппарата, но только сейчас придется работать со мной. Будь уверен, работенки хватит, так что не воображай, что ты будешь рассиживаться, как примадонна, ожидая своего выхода,
Кэйд глянул на него и уселся поудобней.
— Ты пока заткнись, — сказал он и закрыл глаза.
Дальнейший путь они проделали молча. Шерман подкатил к небольшой гостинице неподалеку от улицы Вожирар.
— Забирай свою сумку и иди сними номер, — сказал Шерман. — Я подожду здесь. Потом мне надо будет повидаться с консьержкой Аниты. Ты поедешь со мной.
Кэйд вылез из машины и надел сумку через плечо. Обернувшись, он бросил:
— Ты можешь видеться с кем хочешь. У меня другая работа.
Когда он вошел в гостиницу, Шерман после некоторого колебания завел мотор и уехал.
Вечер Кэйд провел лежа в постели и перелистывая газету. В девять вечера вышел на улицу, съел легкий ужин в бистро напротив гостиницы и вернулся в номер. В зените своей славы он частенько бывал в Париже и любил этот город. На сей раз ему ничего не хотелось, кроме одиночества.
В двенадцатом часу ночи, когда он собрался лечь спать, зазвонил телефон. Это был Шерман.
— Она отправляется завтра, — сказал он. — Билет в Женеву я тебе взял на самолет в 9.14. В восемь утра заеду за тобой, а там тебя встретит Бауманн.
Кэйд буркнул что-то и положил трубку. Некоторое время он лежал, глядя в потолок, размышляя, потом тяжело вздохнул и погасил свет.
Наутро Шерман отвез Кэйда в аэропорт Орли. Полная индифферентность фотографа приводила его в ярость:
— Слушай, ты можешь наконец прийти в себя? — спросил он, лавируя по перегруженным автотранспортом улицам.
— Катись ты, — огрызнулся Кэйд.
— Шэ Бэ, видно, совсем спятил — нанять такого алкаша! — в сердцах сказал Шерман. — А шишки на меня повалятся, если ты все завалишь!
— Плевать мне на тебя, — отозвался Кэйд и закрыл глаза.
В аэропорту Шерман зарегистрировал его сумку и вручил ему билет.
— Ну, все. Теперь ты сам по себе. Бауманн будет в Женеве, и там вы начнете действовать, — напутствовал он. — Учти, Бауманн — парень жесткий. Это я тут с тобой цацкался.
Кэйд надул щеки и выдохнул в сторону Шермана.
— Успокойся, ты… — сказал он. — Кому этот твой Бауманн интересен, кроме его мамаши? И на Брэддока мне начхать, если уж на то пошло.
Он пошел к эскалатору, ведущему в зал вылета.
Глава 8
Хорст Бауманн ожидал его у таможенного барьера. Швейцарец был невысокого роста, могучего телосложения, жирное лицо покрыто загаром, глаза равнодушные, жестокие, тонкие губы человека, лишенного чувства юмора. Он был предупрежден Брэддоком и Шерманом, чего следовало ожидать, поэтому его ничуть не удивило то, что Кэйд был пьян.
Бауманн считал, что способен справляться с любыми ситуациями. Газету "Шепот" он представлял в Швейцарии уже пять лет. Его родина предоставляла убежище многим знаменитостям, освобождая их от лишних налогов. "Шепот" процветал, раскапывая личные тайны таких людей. Бауманн проявил себя как один из самых эффективных "разгребателей грязи" в сомнительной, но сплоченной компании сотрудников "Шепота".
— В Валлорбе ее не будет еще часа три-четыре, — сказал он. — К тому времени ты должен протрезветь. Отныне, Кэйд, ты пить не будешь, у тебя работа. Я не очень буду церемониться, если будет не так, как я хочу. Понял?
Кэйд смерил взглядом его плотно сбитую фигуру.
— Ах, вот как? — сказал он. — На, таскай мою сумку. Я — Кэйд. Твой слабоумный хозяин не стал бы выкупать моего контракта, если бы не считал, что я смогу дать ему то, что нужно. И заткни свою пасть, мне надоело тебя слушать.
Бауманн взял его сумку, и они вышли на прохладную солнечную площадь к ожидавшему их "ягуару" Бауманна.
Едва устроившись на сиденье, Кэйд заснул, Бауманн поглядывал на него в раздумье.
Они выехали из Женевы по направлению к Валлорбе. Там Бауманн остановился возле маленькой гостиницы, располагавшейся метрах в двадцати от пограничного поста. К этому времени Кэйд проснулся почти трезвым. Они покинули машину и вошли в гостиницу, где Бауманн уже зарезервировал номер. Он заказал литр черного кофе и повел
Кэйда по лестнице в огромную спальню, выходившую окнами на пограничный пост.
Кэйд плюхнулся на кровать, схватившись руками за голову.
Бауманн снял водонепроницаемую куртку и бросил на кресло. В комнате было душно, и он распахнул окно. В комнату ворвался холодный ветер. По небу летели лохматые тучи, готовые обрушиться снежной метелью.
— Закрой это проклятое окно, — потребовал Кэйд.
Бауманн подошел к нему.
— Ты слышал, что я сказал? Закрой окно.
Бауманн ударил его по лицу. Четыре молниеносные пощечины ладонью и тыльной стороной свалили Кэйда на постель. Он лежал, ошарашенный, и смотрел на коренастого швейцарца. Кое-как приподнявшись, он попытался встать. Бауманн снова влепил ему пощечину, и Кэйд упал на кровать.
Некоторое время он лежал неподвижно, приложив ладонь к пылающей щеке. Взгляд его наконец сосредоточился, он окончательно протрезвел и почувствовал растущую волну ненависти к Бауманну, такую же, какую он испытывал к Рону Митчеллу в Истонвилле.
— Нам с тобой вместе работать. Я сказал: никакой выпивки. И это значит, что выпивать ты не будешь. Понял?
Кэйд рывком бросился на Бауманна, кулак был нацелен в его равнодушную физиономию. Бауманн только слегка отклонил голову. Его кулак в то же мгновение нанес сокрушительный удар Кэйду пониже сердца.