Решальщики. Развал. Схождение
Шрифт:
— Дело в том, уважаемая Яна Викторовна, что мой Ван Хальс внесен во все серьезные художественные каталоги. Его нельзя легализовать вот так вот запросто, на шару. Иначе разразился бы жуткий скандал. Собственно, об этом я и предупредил Радецкого. После чего тот согласился с моими доводами и написал расписку.
— Сразу согласился?
— Нет, не сразу. Сперва он вышел из кабинета и позвонил кому-то по телефону. Скорее всего, Комолову. А может — и… самому.
— И как долго продолжался этот телефонный разговор?
— Как долго — не скажу.
— Извините, Петр Николаевич, но мне нужно какое-то время на осмысление. Все, что вы мне сейчас поведали, безусловно, очень важно, вот только… Ах, ну почему вы сразу всего этого не рассказали?
— Я… мне… мне было очень стыдно… Что я… ну, в общем, повелся, как последний лох… А потом, после этого убийства… Я… я испугался… Яна Викторовна! Родная! Умоляю, вытащите меня отсюда! Я для вас… Я… Любые деньги… По гроб жизни… Мне… мне здесь так страшно… Один… в четырех стенах… Кажется… у меня начинает развиваться клаустрофобия…
В крохотной комнатушке, закрепленной за Управлением «Л», [13] бесшумно крутились бобины огромных старорежимных, способных пережить даже ядерный удар магнитофонов. Фсиновский «слухач» продолжал беспристрастно фиксировать разговор арестанта с адвокатом. Уголовные дела нескончаемым потоком шли, а контора, соответственно, нескончаемо писала…
— Слушаю тебя, Дима.
— Вы там закончили? С Московцевым?
— Яна еще в изоляторе. А я тут неподалеку, в забегаловке у Финбана. Кофием по-шараповски давлюсь.
13
Здесь — Управление оперативно-технического отдела и поисковых мероприятий «Л» (УОТПМ «Л»), структурно входящее в Федеральную Службу Исполнения Наказаний.
— Понятно. Все работают в поте морды, и один только инспектор Купцов привычно бьет баклуши.
— Ни фига подобного! Я это… короче, анализирую. Ситуацию.
— Слышь, мыслитель, давай-ка напряги свой мозжечок и санализируй мне что-нить за судью Устьянцеву. Случайно не знаешь за такую?
— Как-как ты сказал?
— Устьянцева Виктория Ивановна.
— А ты зачем? С какой целью интересуешься?
— Покамест вопросы здесь задаю я.
— Устьянцева — это та самая судья. Которая… Из-за которой меня вычистили из органов. «Дело Городецкого». Помнишь?
— Даже так? Охренеть! Нет, это не город с претензиями на столичность, а самая натуральная коммунальная квартира в районе одесского Привоза.
— А с чего вдруг возникла тема с Устьянцевой?
— Потом, завтра, в конторе поговорим. А ты давай дожидайся Яну и продолжай анализировать. Если она расскажет что-то интересное, звони. Только не очень поздно:
— Так ты с Комаровым — всё?
— Еле-еле от этих клоунов отвязался. Хотя, клоуны, надо признать, оказались небесполезными.
— Так подъезжай сюда, к нам? Прямо сейчас и поговорим, чего время терять?
— Вот уж хренушки, мой рабочий день на сегодня «алес капут». Меня ждут ужин и красивая женщина.
— Понятно. На лицо все признаки обострения хронического Петрухинского цинизма.
— И в чем ты здесь углядел цинизм?
— В отличие от тебя, этим вечером Московцева ждут баланда и, при лучших раскладах, сокамерники-туберкулезники.
— Знаешь, дружище, на то, как именно станет коротать нынешний вечерок господин Московцев, лично мне глубоко насрать. Кесарю — кесарево, а Диме — Димино.
— Угу, и домино. О чем и толкую — законченный циник!
— Да хоть «горшком» назови! Нам, татарам, — все едино: хошь в окопе, хошь за прилавком. Лишь бы по пояс…
Петрухин не соврал: после расставания с родственничками он и в самом деле поехал домой. И не просто поехал, а по дороге сделал остановочку у цветочного павильона. Оно понятно, что при таких очевидно-невероятных раскладах изумлению Натальи не было границ и пределов.
— Ой! Привет! А я… я тебя только после одиннадцати ждала.
— Так мне чего — еще чутка пойти погулять? Кстати, это тебе!
— Ой! Цветы!.. Погоди-ка… Ну-ка, дыхни!
— Ф-ффу-у-у…
— Странно… Митя, ты меня пугаешь! Цветы, время — восьми нет. Трезвый. Что-то случилось?
— Да ничего не случилось. Хотя…
— Вот! Уже теплее! Говори!
— Мы сегодня с Купцовым и Янкой ехали… ну, в общем, по одному делу… И проезжали мимо загса. Представляешь, оказывается, на Суворовском загс есть, совсем рядом с Главком.
— Ну да, Центрального района.
— А я и не знал.
— И чего? Ехали вы?..
— Вот я тогда и подумал: а почему бы нам с тобою… Почему бы, собственно, не оформить наши отношения? Закрепить, так сказать, процессуально?
Наталья какое-то время остолбенело смотрела на своего мужчину широко раскрытыми глазами. А затем в потрясении опустилась на тумбочку и зарылась лицом в цветы.
— Петрухин. Ты что, делаешь мне предложение?
— Я? В каком смысле?.. А! Да. Делаю… Э-э! Ты чего? Ты чего ревешь-то?
— Не обращай внимания. Это я так… Знаешь, а ведь я сегодня тоже. Проезжала. По делу.
— Где проезжала?
— Мимо женской консультации.
— И чего?
— Раз дощечка, два дощечка — будет лесенка. Раз полоска, два полоска… Будет…?
— Чего будет-то?
— Ты, Митя, хотя и инспектор, но все-таки большая-большая балда, — сквозь слезы улыбнулась Наталья. — Девочка будет. Или мальчик.
— ЧТО? Правда, что ли?!! Как? Чего? Когда? А это… это точно?!
— Надеюсь. Сдала анализы, завтра пойду за результатами.
— Натаха! — просиял Петрухин. — Ты… Ты — чудо!..