Решальщики. Развал. Схождение
Шрифт:
— Этот твой, с позволения сказать, «человек» всего за месячишко приобрел ум, жизненный опыт и нехилые приключения. Приобрел оптом — по цене одной картины.
— Я всегда говорил, что ты, Дима, законченный циник!
— Ах, это я циник? — закашлялся возмущением Петрухин. — То есть это я сначала был консультантом по скандинавским странам и со скандинавской же зарплатой, а потом взалкал стать отечественным «партайгеноссом»? Возомнила, понимаешь, себя рядовая гнида богоизбранной вошью!
— А скандинавские страны-то
— А при том! НЕ НАДО! Не надо жить в моей стране по заморским законам! Вот пущай он возвращается в Швецию, покупает там за две акварели место в ихнем Риксдаге и сидит себе, тварь такая, в Нобелевском комитете… М-да, Лёня, от кого-кого — от тебя не ожидал. Я бы понял, если бы ты Петюню нашего пожалел, когда бы он руки лишился или ноги. Жена, скажем, умерла, дети похищены. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. А тут — Ван Хальса у него отжали. Подумаешь, велика трагедь! Обратно — ТЬФУ.
— А зачем же в таком разе ты вообще ему помогал?
— Я помогал странного парня из узилища вытащить. Куда он, заметь, попал по собственной жадности и глупости. К тому же мне за это заплатили. Плюс — мы судье твоей, походя, бяку сделали. Вот чему я помогал… Или ты хочешь, чтоб я еще и живопись ему обратно вернул? А вот это — извини! Не надо! Не надо путать божий дар с омлетом. Так что все, хорош: концерт окончен — скрипки в печку.
— Ни хрена подобного! Концерт только начинается. Теперь мы просто обязаны довести этот судейско-комитетский тандем до уголовного дела.
— Лично я никому ничего и ни в какое место не обязан.
— Вот такой, значит, оборот?
— Именно.
— Хорошо, неволить не стану.
— Ай, спасибо, благодетель.
— Я сам займусь этим делом.
— Займись-займись. А мы с Витей понаблюдаем, как это у тебя получится.
— Выходит, сомневаешься?
— Скорее, как адмирал Ушаков, жалею, что при сей виктории не буду участвовать хотя бы мичманом.
— Понятно. Не просто сомневаешься, но еще и глумишься?
— Лёня, друг мой сердешный! Неужели ты не понимаешь, что подполковник Архипов, при всем своем упыризме, абсолютно прав: наше «ау», даже случись таковое, никем не будет услышанным.
— ДА ПОЧЕМУ?
— Да потому что «нет у нас методов против Кости Сапрыкина», [32] — невесело усмехнувшись, процитировал Петрухин.
— По-моему, Дима, ты просто не представляешь себе возможностей современного Интернета. Вот увидишь: к завтрашнему вечеру выложенный на «ютьюбе» аудиофайл разговора Архипова с Устьянцевой получит не менее тысячи перепостов. И это только начало.
— Вот только никакого аудиофайла там не появится. По крайней мере в обозримом будущем.
32
Цит. из т/ф «Место встречи изменить нельзя».
— Не
— То и значит. В свете последних событий и нездоровых подвижек в рамках «трубного дела» Витя покамест отказался от этой затеи.
— Каких событий? Что за «трубное дело»? Когда отказался?
— Пару часов назад, когда ты до сортира отлучался, — вот когда. Что же до всего остального — не парься, Леня. Ты в «Магистрали» практически дембель, посему то уже сугубо НАШИ с Брюнетом заморочки.
— Если последней фразой ты хотел меня оскорбить, считай, тебе удалось. Погоди… А статья? Мы ведь обещали Столярову, что перед выходом статьи интернет-аудитория будет разогрета публикацией эмоциональных переговоров судьи и комитетчика!
— А статьи тоже не будет, — печально отозвался Дмитрий. — Пока ты отлучался в сортир вторично, отзвонился Вадька и сказал, что главный редактор в категорической форме отказал в публикации.
— Час от часу не легче! Но ведь Столяров абсолютно прав — это действительно бомба!
— А в этом никто не сомневается. Просто у головной московской редакции «МК» продолжается судебная тяжба с людьми из СКП. Типа, за честь и достоинство. Я не очень понял, «честь» какой из сторон, но дело там благоухает миллионным иском. Вот господин Гусев и принял решение: не подбрасывать в сей костер дровишек. Кабы хужее не стало.
— Вот суки! Четвертая, блин, власть! А как до дела…
— Запомни, Купчина: в этой стране существует только одна Власть! Первая. Она же — последняя.
— Хорошо. Допустим… — Леонид не собирался сдаваться. — Но у нас еще остаются показания Коптева. Равно как сам Сережа, собственною уголовною персоной.
На последний аргумент напарника Петрухин отреагировал довольно странно: сперва вполголоса выругался, затем нервно вскрыл уже четвертую за сутки пачку сигарет, закурил, тяжко вздохнул, раскидал по рюмкам оставшиеся водочные капли и лишь после этих манипуляций отозвался:
— Опять же, сугубо по причине твоего дембельства, Леня. Не хотели мы тебе пока говорить.
— ЧТО? — напрягся всем телом Купцов.
— Выпьем?
— ЧТО? — упрямо переспросил Леонид, внутренне готовясь к худшему.
— Сережа Коптев три дня назад кухОнным ножом вены себе вскрыл. «Альфонсовские» поварята не доглядели. Как он после очередной трудовой вахты ножичек подмахнул.
— ТВОЮ МАТЬ!
— Во-во. Лучше не скажешь. К слову, лично я осуждать не берусь. По ходу, в его ситуации то был единственный разумный выход. Хотя…
— Тогда почему подполковник Архипов за это до сих пор не в курсе?
— А каким образом он мог быть в курсе?
— Ну, Шепитько должен был вызвать ментов, «скорую», все дела… Надо же было как-то оформлять… э-э-э-э… смерть?