Республика ШКИД (большой сборник)
Шрифт:
— Ну, а хлеб-то дали?
— В том-то и дело что нет, — сказала сестра. — Деньгами, сказали, отдадут завтра.
Роман вздрогнул. С изумлением взглянул на сестру, думая, что она шутит, но сестра раздевалась, сидя на кровати, и не поднимала глаз.
— Ну, нечего делать, — вздохнула мать. — А мы на тебя надеялись, думали чай пить.
Уже засыпая, Роман, усмехнувшись, беззлобно подумал: «Зачем давал ей печенку?»
Всю ночь гудела орудийная канонада.
Вскочив, Роман прежде всего побежал на угол, где уже висел серый лист газеты. Около газеты толкалось несколько человек, хмуро и внимательно проглядывая сообщение. Роман еще издали прочел огромные буквы:
ВСЕ НА ФРОНТ!
КРАСНОГО ПИТЕРА ВРАГАМ НЕ ВИДАТЬ!
ПЕТРОГРАДСКИЙ СОВЕТ МОБИЛИЗОВАЛ ВСЕХ СВОИХ ДЕПУТАТОВ…
ФОРМИРУЙТЕ ОТРЯДЫ!
НА ФРОНТ ЗА РАБОЧЕЕ ДЕЛО! ВСЕ ПРИЗВАННЫЕ ПО МОБИЛИЗАЦИИ ДОЛЖНЫ
НЕМЕДЛЕННО ЯВИТЬСЯ В ЗАВОДСКИЕ И РАЙОННЫЕ ОТРЯДЫ…
Роман читал, чувствуя, как сильно бьется сердце, а рядом вполголоса говорили:
— Не отстоять!.. Где там!
— Пулково взяли, а Пулково — это ж рукой подать…
«Пулково взяли, — думал Роман. — Здорово прут…» И тут вдруг догадался, почему тихо так в городе: не ходили трамваи.
Сестра ушла на работу, мать — в город, купить что-нибудь. Оставшись один, Роман достал карабин, сбегал на кухню за наждачной бумагой и, с трудом разобрав затвор, долго скоблил и протирал его, начищал дуло и продувал ствол. Потом отлил из лампады масла и, смочив им обильно части затвора, долго прилаживал все на место.
Наконец карабин был собран.
Стало смеркаться. Отгудели гудки.
Пришла мать, сестра. Обедали. А на дворе уже совсем стемнело и снова гулко грохотали выстрелы.
— Сегодня спать нельзя, — сказала сестра.
— Почему?
— А мало ли что? Вдруг белые… У нас говорили, что сегодня обязательно будет бомбардировка.
Роман вскочил, накинул ватник, шапку.
— Сидел бы дома! — крикнула мать, но он уже был в прихожей.
Вытащил карабин и с карабином в руках выбежал на улицу. Тут оправился, перекинул ружейный ремень через плечо и ровным, широким шагом пошел в клуб.
В клубе было грязно и дымно. Несколько сонных комсомольцев бродили по комнатам, остальные спали — кто на скамьях, кто прямо на полу, подложив под голову тяжелые ковры. На Романа никто не обратил внимания, и он, пройдя в читальню, снял карабин и, положив его на подоконник, стал рассматривал журналы, валявшиеся где попало, изредка поглядывая на ребят и прислушиваясь к разговорам.
Тревожное напряженное ожидание всех утомило. Даже разговаривали мало. Те, кто не спал, сидели осоловевшие, с красными, воспаленными
Кто-то сел за рояль, тихонько забренчал.
У кого картошки нет,
Заявите в комитет,
В комитете разберут
И картошку вам дадут…
— Заткнись! — заорали на него. — Заткнись со своей картошкой!
А за окном совсем ясно грохотали орудия, и при каждом выстреле ребята, морщась, ругались.
— Фу, черт!.. Сидишь, как в дыре… Ни поспать покойно…
— Так и просидим до победы. Видно, без нас расщелкают Юденича…
Но часов в десять в канцелярии клуба, где сидел товарищ Федотов, пронзительно зазвенел звонок телефона.
Не успел еще товарищ Федотов принять телефонограмму, все уже знали: вызывают.
Не дожидаясь команды, отряд быстро выстроился в зале, и, как вчера, Роман снова встал на левом фланге.
Вышел товарищ Федотов.
— Ребята, — сказал он озабоченно. — Дошла очередь до нас. Белые у Лигова и продвигаются вперед.
Все молчали.
— Во черт… — тихо вздохнул кто-то.
— Райком снимает заводские дружины на фронт. Наш отряд направляется на охрану, десятками. Первый десяток идет с товарищем Савченко, — он указал на рослого рыжего парня. — К нему назначаются Ивановский, Теркин, Харламов…
Названные десять отошли. Федотов поговорил с Савченко. Тот весело улыбнулся, кивнул головой и откозырял:
— Есть, командир. Пошли, ребята!
Ребята, громыхая прикладами, шумной ватагой потопали за Савченко. Внизу хлопнула дверь, и все стихло.
— Во втором отряде с товарищем Власовым будут…
И Федотов снова прочел список десятка, и каждый отвечал: «Есть».
Через десять минут второй отряд ушел куда-то сменять посты.
Федотов оглядел оставшуюся кучку, взглянул в список и мотнул головой.
— Остается девять человек. Я десятый. Вы пока со мной.
И все бы сошло благополучно, если бы не рябенький парнишка.
— Десять! — крикнул рябенький, беспокойно перебрав глазами оставшихся. — Десять, товарищ Федотов, вы одиннадцатый…
— Как так?
— Да так…
— Ушло двадцать?
— Двадцать…
— Винтовок было тридцать?
— Тридцать, совершенно верно…
— Ну?
— А нас все-таки одиннадцать! — радостно крикнул рябенький и сам удивился.
— В чем дело? Кто лишний?
— Я лишний, — сказал Роман тихо.
— Правильно, совершенно верно! — закричал рябенький. — Он и есть лишний, и винтовка не наша — ишь какой окурок.