Республика ШКИД (большой сборник)
Шрифт:
Вдруг из вокзала вышел мужик, огляделся и гаркнул:
— Эй, совецкие!
— Есть, батюшка, — прошамкали старушки.
— Пожалуйте, гражданин, — тихо проговорил Гришка.
Мужик оглядел трех саночников и с сомнением пробормотал:
— Да нешто вам свезти?
Потом выбрал Гришку и стал выносить мешки, туго набитые картошкой. Гришка испугался. Его сани покряхтывали от тяжести. Ужо некуда было класть, а мужик все носил. Гришка хотел было отказаться, но потом с отчаянием решил:
— Эх, была
И повез. Везти нужно было далеко, за заставу. Гришка весь вымок от пота, руки его немели, веревка резала грудь, а он все вез. Вечером он, разбитый, пришел домой и принес с собой целых три фунта черного, каленого, смешанного с овсом хлеба. Заработок был по тем временам крупный, но зато и последний. Гришка надорвался.
Дело обернулось совсем плохо. Дома не было даже хлеба, а Гришке нужны были деньги. Он курил и любил лакомиться лепешками с салом на толкучке. Потихоньку стал он воровать из дома вещи: то бабушкину золотую монету, то кофейник.
Потом как-то сразу все открылось. Терпение родительницы лопнуло, и мать, побегав неделю, отвезла Гришку за город в детскую трудовую колонию.
Колония помещалась в монастыре. Тут же в монастыре было и кладбище.
Голодно было, но весело. Полюбил Гришка товарищей, полюбил могилки и совсем было забыл дом, как вдруг разразилось новое несчастье.
К городу подступали белые.
Шли войска, тянулись обозы, артиллерия. Рассыпалась колония по огородам, и, пользуясь случаем, запасались воспитанники картошкой, капустой, редькой и прочей зеленью.
Тут Гришка, под наплывом чувств, вдруг вспомнил родных и начал снабжать их краденой снедью.
Тревожно было в городе. Ухали совсем близко орудия, и стекла дзинькали в окошках. Окутались улицы проволокой и мешками с песком.
Настроение у всех приподнятое. У Гришки тоже. Он пришел в любимый монастырь, в последний раз посмотрел на резные окна и белые кресты на могилках и, стащив две пары валенок из кладовой, ушел, с тем чтобы больше не возвращаться.
Потом еще приют, еще кражи.
Распределительный пункт с трудом отделался от мальчика, дав направление о переводе в Шкиду. Но взяли его только тогда, когда вместе с ним в приданое послали две пары брюк, постельное белье, матрац и кровать.
К тому времени у Гришки выработались свои взгляды на жизнь. Он стал какойто холодный ко всему, ничто не удивляло его, ничто не трогало. Рассуждал он, несмотря на свои четырнадцать лет, как взрослый, а правилом себе поставил: «Живи так, чтоб тебе было хорошо».
Таким пришел Гришка в Шкиду[[37]].
Пришел он утром. Его провели к заведующему в кабинет. Вид школы Гришке понравился, но при входе в кабинет зава он немного струхнул.
Вошел тихо и, притворив дверь, стал оглядывать помещение.
«Буржуем живет», — подумал он, увидев мягкие диваны и кресла,
Викниксор сидел за столом. Увидев новичка, он указал ему рукой на кресло.
— Садись.
Гришка сел и притих.
— Мать есть?
— Есть.
— Чем занимается?
— Прачка она.
— Так, так. — Викниксор задумчиво барабанил пальцами по столу. — Ну а учиться ты любишь или нет?
Гришка хотел сказать «нет», потом раздумал и, решив, что это невыгодно, сказал:
— Очень люблю. Учиться и рисовать.
— И рисовать? — удивился заведующий. — Ну? Ты что же, учился где-нибудь рисовать?
Гришка напряг мозги, тщетно стараясь выпутаться из скверного положения, но залез еще глубже.
— Да, я учился в студии. И меня хвалили.
— О, это хорошо. Художники нам нужны, — поощрительно и уже мягче протянул Викниксор. — Будешь у нас рисовать и учиться.
Викниксор порылся в бумагах и, достав оттуда лист, проглядел его, внимательно вчитываясь:
— Ага. Твоя фамилия Черных. Ну ладно, идем, Черных. Я сведу тебя к товарищам.
Викниксор крупными шагами прошел вперед. Гришка шел сзади и критически осматривал зава. Сразу определил, что заведующему не по плечу клетчатый пиджак, и заметил отвисшее голенище сапога. Невольно удивился: «Ишь ты. Квартира буржуйская, а носить нечего».
Прошли столовую, и Викниксор дернул дверь в класс — Гришку сперва оглушил невероятный шум, а потом тишина, наступившая почти мгновенно. Он увидел ряды парт и десятка полтора застывших как по команде учеников.
Между тем Викниксор, позабыв про новичка, минуту осматривал класс, потом спокойно, не повышая голоса и даже как-то безразлично, процедил:
— Громоносцев, ты без обеда! Воронин, сдай сапоги, сегодня без прогулки! Воробьев, выйди вон из класса!
— За что, Виктор Николаевич?! Мы ничего не делали! Чего придираетесь-то! — хором заскулили наказанные, но Викниксор, почесав за ухом, не допускающим возражения тоном отрезал:
— Вы бузили в классе, — следовательно, пеняйте на себя! А теперь вот представляю вам еще новичка. Зовут его Григорий Черных. Это способный и даровитый парень, к тому же художник. Он будет заниматься в вашем отделении, так как по уровню знаний годится к вам.
Класс молчал и оглядывал новичка. С виду Гришка, несмотря на свои светлые волосы, напоминал еврея, и особенно бросался в глаза его нос, длинный и покатый, с загибом у кончика.
Минуту они стояли друг против друга — класс и Гришка с Викниксором. Потом завшколой, еще раз почесав за ухом и ничего не сказав, вышел из класса.
Цыган подошел поближе к насторожившемуся новичку, минуту молча осматривал его, потом вдруг отошел в сторону и, давясь от смеха, указывая пальцем на Гришку, хихикнул: