Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре
Шрифт:
Становление крайне правого крыла французской литературы на рубеже веков может рассматриваться как знак поправения словесности этого времени. В самом деле, широкая идеологическая мобилизация правой литературы явилась в этот период реакцией на победоносное шествие сциентизма, на проводимые реформы образования (реформу системы среднего образования 1902 года, которая, вводя классы научно-математической специализации, ставила под вопрос господство классической культуры и латыни), на рост влияния Университета и Новой Сорбонны, обвиняемых в том, что они формируют «интеллектуальный пролетариат» [414] . Это была также реакция на распространение социалистического интернационализма в Высшей нормальной школе [415] . В этом плане эволюция Шарля Пеги, выпускника Нормальной школы, социалиста и дрейфусара, который переходит к католицизму и национализму, объясняется внутренними противоречиями его позиции, определяемой, с одной стороны, литературным полем, а с другой — Университетом. Противоборство писателей и профессоров — представленное, с одной стороны, Французской академией, с другой — Новой Сорбонной — за монополию на интеллектуальную легитимность соотносится в просвещенном сознании с размежеванием между «наследниками» и «стипендиатами», что, впрочем, не лишено социальной оснований [416] . В своей «Республике профессоров» (1927) Альбер Тибоде связывает это разделение с географическими расслоениями между Парижем и провинцией, правым берегом и левым берегом и, естественно, с политической поляризацией правого и левого [417] . Однако это отношение конкуренции между литературой и университетом и его выражение на политической и социальной почве не должны скрывать внутреннего раскола каждого из этих двух миров в соответствии с аналогичными принципами, о чем свидетельствуют позиции представителей обоих лагерей в деле Дрейфуса [418] .
414
Ср.
415
В качестве показателя небеспочвенности подобных представлений приведем цитату, позаимствованную из ответов Франсуа Понсе на вопросы Агатона: «Не так давно в коридорах Нормальной школы можно было услышать звуки „Интернационала“» ( Agathon.Les Jeunes Gens d’aujourd’hui. Paris: Plon, 1913, r'e'ed. Imprimerie Nationale, pr'esentation de Jean-Jacques Becker, 1995. P. 186).
416
Подбор писателей, в самом деле, носит более элитарный характер, чем подбор парижских преподавателей, как показывает Кристоф Шарль ( Charle Christophe.Situation du champ litt'eraire // Litt'erature. 1982. № 44. P. 9.
417
Thibaudet Albert.La R'epublique des professeurs. Paris: Grasset, 1927.
418
Ср.: Charle Christophe.Naissance des «intellectuels». Op. cit.
Кроме того, политические оппозиции могут по-своему выражать конфликты поколений внутри литературного поля. Национализм и требование порядка, отстаиваемые литературным поколением 1910 года, в том виде, в котором они фигурируют в опросе Агатона о «Молодых людях сегодняшнего дня» (1931), утверждаются как реакция на литературный анархизм символистов, как это объясняет Жорж Валуа:
К 1895 году анархизм в литературе и философии достигает своего апогея […] В течение десяти лет молодежь испытывает влияние всех тех писателей, которые олицетворяют нравственную, интеллектуальную и политическую анархию. Молодежь была социалистической, революционной, анархистской. Но была и другая молодежь, молодежь традиционалистская. Правда, она не привлекала к себе никакого внимания […]. И вот, пятнадцать лет спустя, мы наблюдаем совершенно противоположную картину [419] .
419
Свидетельство Жоржа Валуа у Агатона ( Agathon.Les Jeunes Gens d’aujourd’hui. Op. cit. P. 232–233).
Помимо этого расслоение может определяться связями с двумя различными сетями производства и распространения литературы, одна из которых достаточно широка, тогда как другая ограниченна. Таким образом, пространственные категории полностью совпадают с литературной географией, которая, начиная с первого десятилетия XX века, противопоставляет берег правый берегу левому, крупные газеты и малотиражные литературные журналы («Меркюр де Франс», «Нувель ревю франсез»), театр бульварный и театр экспериментальный («Одеон», «Старая голубятня»), Французскую академию и Гонкуровскую академию, «академизм» и «творческое начало» [420] . Отражая процессы развития литературных журналов, но также и рост влияния крупных газет и повышение профессионального уровня журналистов [421] , «война двух берегов» достигает, похоже, своего пика в канун Первой мировой войны [422] . Тем не менее при ее обсуждении почти не прибегают к политической терминологии. Классификация правое/левое отсутствует в опросе Агатона 1913 года «Молодые люди сегодняшнего дня», где часто фигурируют либо оппозиция традиционный/революционный, либо противостояние идеологических лагерей (анархист, социалист или монархист) [423] , но в том же году она появляется из-под пера Альфреда Капюса. Новоиспеченный академик, автор популярных комедий, не скрывает своего беспокойства, видя, какое важное место отводится ныне литературным премиям и слава все чаще и чаще зависит от критериев, не имеющих ничего общего с настоящими заслугами; при этом он замечает: «Также необходимо, чтобы произведение сразу определялось как „правое“ или „левое“, так, чтобы тотчас можно было понять, как оно соотносится с твоими убеждениями» [424] . Таким образом, возникает подозрение, что в этот период преобразования способов легитимизации литературного признания политическая идентификация литературных произведений так или иначе сказывается при их отборе и оценке.
420
Ср.: Billy Andr'e.Rive gauche et rive droite. — Une grande revolution du go^ut // Le Figaro litt'eraire. 1 ernov. 1947; Billy Andr'e.Le Pont des Saints-P`eres. Paris: Fayard, 1947.
421
К концу столетия «среди журналистов, которые приобрели известность, каждый третий не имеет теперь ничего общего с литератором, против каждого пятого за тридцать лет до того», — замечает Марк Мартен ( Martin Marc.M'edias et journalistes de la R'epublique. Paris: Odile Jacob, 1997. P. 61).
422
В журнале «Марж» появляется специальная публикация, посвященная этому явлению. См.: Enqu^ete sur la guerre des deux rives // Les Marges. 1913. № 38–40, janv. — avril. Об истории этой войны см.: Dubonnet Marie.Modernit'e de la critique et critique de la modernit'e: d'ebats et repr'esentations autour de la crise de la critique litt'eraire francaise (1880–1930) // EHESS. 2000, sept. P. 97 sq.
423
Agathon.Les Jeunes Gens d’aujourd’hui. Op. cit.
424
Это высказывание цитируется Анри Даганом в газете «Аксьон» и воспроизводится в рубрике «Журналы» в «Марж» (Les Marges. 1914. № 46, 15 avril. P. 298).
В самом деле, сближение политической характеристики произведений и литературных премий вовсе не случайно. Введение классификации правое/левое как способа восприятия литературы находит себе область применения, которая четко обозначилась с появлением новых инстанций, предназначенных для того, чтобы направлять вкус читателя: речь идет о премиальных жюри. Уже то, что эти собрания собратьев по перу, которые выносят свое суждение путем подсчета голосов, функционируют в соответствии с принципами парламентаризма, способствует упрочению категорий правого и левого в литературном поле, превращению их в основу дифференциации. Тем более что они накладываются на уже существующие представлениям. Во Французской академии, которой вплоть до конца XIX века принадлежала монополия на институциональное подтверждение литературного признания, писателей обыкновенно подразделяли на две категории, круг «профессиональных писателей» и круг «любителей» [425] . Дело Дрейфуса вызвало в этой практике существенные трансформации, поскольку 22 академика, в том числе и писатели, сразу вступили в Лигу французского отечества [426] . Отныне писатели Академии разделяются на правых и левых академиков, разделение, которое grosso modo соответствует политическому делению на республиканцев и антиреспубликанцев, а также, и мы еще к этому вернемся, подразумевает оппозиции литературного порядка.
425
Peter Ren'e.L’Academie francaise et le XXe si`ecle. Paris: Librairie des Champs Elys'ees, 1949. P. 19–20. Автор утверждает, что существовало разделение натри группы: «умники» (преподаватели высшей школы), «мастера» (поэты, драматурги и прочие литераторы) и «герцоги» (аристократы и близкий к ним слой «преуспевших разночинцев»).
426
Ср.: Charle Christophe.Champ litt'eraire et champ du pouvoir, les 'ecrivains et l’affaire Dreyfus // Annales (ESC). 1977. № 2, mars — avril. P. 240–264.
Особенно же следует отметить предвыборные баталии в основанной в 1903 году Гонкуровской академии: именно здесь утверждается тенденция воспринимать литературные достоинства писателя в соответствии с категориями правого и левого. Поскольку в отличие от академического Купола, где голосование остается тайным, новообразованная академия не скрывает, кто за кого проголосовал. Резонанс этой ежегодной премии, присуждаемой роману, будет возрастать по мере ее превращения в медиатическое событие, представляющее экономический интерес для издателя. Речь идет о настоящей инновации в литературном поле [427] , которая радикально изменяет способы легитимации литературного признания и вместе с тем принципы регулирования издательского рынка, тогда как обнародование избирательных стычек содействовало медиатизации самой литературной жизни.
427
Если не считать поэтической премии, поощрения литературных заслуг со стороны Французской академии не имели большого резонанса. В сущности, литературное признание подтверждалось исключительно членством в академии. Учреждение «Большой литературной премии» Французской академии в 1912 году, а затем, в 1915 году, «Премии за лучший роман» свидетельствует о том, что почтенное учреждение на набережной Конти принимало новые правила игры, навязанные молодыми собратьями.
Можно было думать, что Гонкуровская академия предрасположена к уклону влево, что определялось ее генетической связью с натурализмом, упорной оппозицией в отношении Французской академии, а также социальным положением ее членов, ведь завещание Эдмона Гонкура запрещало кооптацию «господ» и светских любителей. Однако открыто дрейфусарская позиция, которую занял Эмиль Золя, в действительности скрывала глубокое расслоение, спровоцированное делом Дрейфуса в натуралистской школе [428] . Присоединение Леона Доде к «Аксьон франсез» в 1904 году показало, что ожидания эти были напрасны, и подтвердило существование двух политических лагерей в Гонкуровской академии. Главным представителем левого крыла стал Люсьен Декав, страстный сторонник Коммуны и ярый антимилитарист, чей роман «Унтера» (1889) стоил автору судебного разбирательства. Попытки членов конкурсных комиссий не принимать во внимание политических критериев только усиливают эту тенденцию. В 1917 году Люсьен Декав, который вместе со своим политическим противником Леоном Доде поддерживал кандидатуру Куртелина против Октава Мирбо, так писал председателю Гюставу Жеффруа: «Я голосую от левых за моего (как представляется) правого кандидата: Жоржа Куртелина [429] ».
428
Ср.: Charle Christophe.La crise litt'eraire `a l’'epoque du naturalisme. Op. cit. P. 167 sq.
429
Письмо Люсьена Дескава Гюставу Жеффруа, от 9 <нрзб.> 1917 (подчеркнуто Люсьеном Дескавом). Carton R. 19. Correspondences de Lucien Descaves `a Gustave Geffrey. Fonds Gustave Geffrey, Archives de I’Acad'emie Goucourt.
Военная обстановка усилила тенденцию трактовать выбор конкурсных комиссий в политических терминах. Если премия, присужденная в 1916 году роману Анри Барбюса «Огонь», явилась победой лагеря левых пацифистов, то премия 1919 года, отданная Марселю Прусту, а не Ролану Доржелесу, автору романа «Деревянные кресты», была расценена левой прессой — от «Юманите» до «Эвр» — как победа правых на заседании Академии под председательством Леона Доде. Предвосхищая результаты голосования в «Эвр» от 10 декабря 1919 года, Андре Бийи утверждал, что «борьба развернется между двумя фаворитами, представителем правых Марселем Прустом с его романом „Под сенью девушек в цвету“, и Роланом Доржелесом», а Габриель Рейяр называл Пруста «светским щеголем, одним из этих салонных завсегдатаев, томящихся под сенью девушек в цвету — их только слушай, — который заполучил свое не без поддержки сверху и справа, с самого правого края…» [430] (здесь перед нами замечательный образчик того семантического синистризма, в силу которого правые стали именоваться правыми и уже за одно это изобличаться левыми). Левая пресса шумно приветствовала премию следующего года, присужденную — к великому сожалению Леона Доде — Рене Марану за книгу «Батуала», имевшую подзаголовок «Настоящий негритянский роман», в которой он изобличал нравы колониальной администрации [431] .
430
Цит. no: Duproy Micheline.Roland Dorgel`es. Un si`ecle de vie litt'eraire francaise. Paris: Presses de la Renaissance, 1986. P. 195 et 196.
431
«Как и на всех предыдущих заседаниях, на нашем образовалось правое крыло, которое вынужден был оставить [Анри] Сеар [близкий к Леону Доде], перейдя на сторону „левых“, к которым по всей видимости принадлежал и я, даже об этом не подозревая», — комментирует Люсьен Декав ( Descaves Lucien.Souvenirs d’un ours. Paris: Ed. De Paris, 1946. P. 524).
Итак, укореняясь мало-помалу в литературном поле, политические категории правого и левого приобретают все большую независимость, как об этом свидетельствует случай Пруста, не только от политических позиций, занимаемых писателями в действительности, и исторического противостояния дрейфусаров и антидрейфусаров — Пруст, напомним, был одним из дрейфусаров, — но также и от реального или мнимого идеологического содержания произведений. В то же самое время они накладываются на уже устоявшуюся оппозицию между двумя социальными типами писателя, светским и богемным, которая со времен Французской революции разделяет мир изящной словесности [432] (Ролан Доржелес, который не принадлежал клевым, вышел из монмартрской богемы). Откликаясь на опубликованные ранее в «Эвр» критические замечания Андре Бийи о Прусте, искусствовед и художник Жак-Эмиль Бланш изобличал на страницах «Фигаро» современную тенденцию уделять большое внимание личности автора, его возрасту, социальному положению, стилю жизни, вместо того чтобы обсуждать само произведение, и сравнивал ее с методами избирательной кампании: «В критику проникают „уловки“ агитаторов» [433] .
432
Ср.: Damton Robert.Boh`eme litt'eraire et r'evolution. Le monde des livres au XVIIIe si`ecle. Paris: Gallimard/Seuil, 1983; Seigel Jerrold.Paris-Boh`eme. Culture et politique aux marges de la vie bourgeoise 1830–1930, trad, francaise. Paris: Gallimard, 1991.
433
Blanche Jacques-Emile // Le Figaro. 1919. 22 sept. // Rony Olivier. Les Ann'ees roman 1919–1939. Anthologie de la critique romanesque dans l’entre-deuxguerres. Paris: Flammarion, 1997. P. 49.
По окончании войны складывается новая политическая ситуация, характеризующаяся частичной утратой автономии литературного поля, что сразу же и самым непосредственным образом сказывается во всем интеллектуальном пространстве. Самым видным представителем пацифистского интернационализма в коммунистическом его варианте становится Анри Барбюс, который в 1919 году призывает к учреждению Интернационала интеллектуалов и возглавляет движение «Кларте», близкое к концепциям III Интернационала [434] . Гуманистическая версия пацифистского интернационализма была представлена не менее эмблематичной фигурой Ромена Роллана, вокруг которой объединяется целый ряд писателей, выступивших с «Декларацией независимости духа». На это заявление сразу же откликнулись интеллектуалы-националисты и католики, подписавшие манифест «В защиту партии разума», текст которого был написан близким к «Аксьон франсез» Анри Массисом. Манифест утверждал националистическую и консервативную доктрину и провозглашал следующий принцип: «национальное сознание на службе у национальных интересов» [435] . На фоне этих широковещательных петиций был едва слышен голос главного редактора «Нувель ревю франсез» Жака Ривьера, который говорил о необходимости «сбросить этот гнет войны, под которым все еще вынуждены жить наши умы» и отстаивал независимость эстетических критериев [436] . Именно движение «Аксьон франсез», которому достались лавры победы в войне с Германией, и только-только появившаяся на свет Коммунистическая партия более всего способствовали политизации французской литературы в межвоенный период.
434
Ср.: Racine Nicole.Une revue d’intellectuels communistes dans les ann'ees vingt: Clart'e(1921–1928) // Revue francaise de science politique. 1967. Vol. XVII. № 3, juin. P. 484–519.
435
Текст обоих манифестов воспроизведен в кн.: Sirinelli Jean-Francois.Intellectuels et passions francaises. Manifestes et p'etitions au XXe si`ecle. Paris: Fayard, 1990. P. 41–46 (p. 44 pour la citation).
436
Rivi`ere Jacques.La Nouvelle Revue francaise // La NRF. 1919. № 69, 1 erjuin. P. 4.
Использование политических категорий как способа классификации, более того, как способа разграничения позиций в области литературы проходит тем успешнее, что они восполняют лакуну, образовавшуюся после исчезновения литературных школ. Эстетическая концепция, определяемая формальными методами и предпочитаемой тематикой, которая на протяжении всего XIX века служила для различения литературных групп, остается отныне прерогативой авангарда, но и в этом случае ее явно недостаточно, чтобы утвердиться в литературной жизни. Сюрреалисты, например, заявляют о себе скорее через этическую программу, выступив в 1925 году против Рифской войны [437] . Перекликаясь с анархистскими устремлениями символистов, политическая эволюция сюрреалистов усиливает эту тенденцию смешивать эстетические позиции и идеологические постулаты, которая присутствует уже в самом термине «авангард».
437
Ср.: Bandier Norbert.Sociologie du surr'ealisme 1924–1929. Paris: La Dispute, 1999. Chap. VII.