Ресторан «Березка» (сборник)
Шрифт:
Мстительница тоже пошла жить в тюрьму, а сменному диспетчеру все оставшееся было пришито, и вдобавок вокруг его гордости образовалось плотное хрящевидное кольцо, как вокруг планеты Сатурн.
Ужас! Но и это еще не все. В разврат оказались вовлеченными широкие слои городской медицины, так как многие достаточно солидные и морально стойкие (ранее, конечно) дамы при обходах и конференциях по обмену опытом не могли отвести глаз от волшебного кольца и повадились инкогнито являться к выздоравливающему на квартиру со смехотворной целью справиться о его здоровье. Он им тут же на деле доказывал, что уже практически здоров, но они не успокаивались. Приходили снова, дрались в дверях... Публичная драка случилась и в местном драматическом театре: врач Ирина П. выбежала на сцену и публично вцепилась в волосы Офелии. Какое уж тут искусство!
И наконец – правильно пишет плакат: «Опасайтесь случайных связей!» – сменный диспетчер попал в венерический барак и там сгинул. По крайней мере, о судьбе его больше ничего не было известно. Девочка так и осталась у бабушки, а с шахты имени Феликса К. его уволили по статье.
И затих, съежился город. И поползли по нему странные, нелепые слова – «Уран», «ВЦСПС», «Мутанты», «Скоро все подохнем, а надбавки не платят».
И даже утверждали городские либералы, что не пройдет мимо таких вопиющих фактов и «Литературка». Откликнется абзацем в задорной полемической статье насчет сю– и тусторонних явлений, используемых такими мракобесами в меркантильных целях одурачивания сограждан, как экстрасенсы. Диссиденты дали интервью радиостанции «Би-би-си».
Однако все разрешилось очень просто и мудро. Провели собрание. На шахту имени Феликса К. приехали секретарь областного КПСС и другие товарищи. Они что надо – хорошенько изучили, кого нужно – крепко пропесочили, кого требовалось – сняли, уволили, как могли – оздоровили коллектив. Коллектив, молодые рабочие, поверили в себя. Диссидентов посадили.
И тут же прекратилась вся эта чертовщина, поповщина, мракобесие и связанные с ними страшные сексуальные случаи. «Страшных сексуальных случаев на шахте имени Феликса К. в шахтерском городе З. практически не стало совсем» – так утверждал в беседе с автором дикий северный поэт Эдик Н. непосредственно по выходе из тюрьмы, где он просидел 9 месяцев за злостную неуплату алиментов и неуважение к осудившему его составу суда, выразившееся в кривлянии, а также отказе сообщить свою национальность и партийность. Страшных сексуальных случаев больше нет. Они изжиты начисто. Да здравствует справедливость!
– Пролеткультовцы программировали действительно адекватное искусство. Но на них сразу же замахали перьями – настолько страшна была эта реальность, – пояснил Толя.
– Ты удак, Толя, – сказал Гриша.
– Ты удак, Гриша, – сказал Толя.
– Ты удак, Коля, – сказал Миша.
– Ты удак, Миша, – сказал Коля.
Без выигрыша
Один, имея гонорею,
Шел в Третьяковску галерею,
Но завернул на биллиард
И выйграл денег миллиард.
Все мы – люди культуры. Поэтому я, человек культуры, довожу до вашего сведения информацию, полученную мной от одного армянина с неизвестными (мне) фамилией, именем и отчеством в общежитии для приезжих работников культуры на Красивом шоссе города Москвы.
Этот армянин, будучи администратором филармонии одного из неизвестных городков РСФСР, строго сидел с утра на деревянной койке общежития, уже проснувшись и презрительно глядя, как мучается с похмелья его товарищ по культурным курсам повышения культуры для работников культуры. Товарищ... неизвестный режиссер другого неизвестного российского городка.
Третий жилец этой комнаты, сценарист-драматург, вертелся перед зеркалом, правя галстук и собираясь, как он выразился, «идти драть московскую бабу». «За что вы ее?» – разволнуется темный иностранец, а русский удак с удовольствием пожелает этому Сереге счастливого пути и удачи, потому как еще неизвестно, что выкинет московская баба до или после того, как покорится званому пришельцу.
А я, автор этих строк, вовсе не являлся четвертым обитателем комнаты, где воняло носками и обитали музы, заботливо опекающие средних лет представителей нашей многонациональной культуры. Которые за недолгое время курсов вновь помолодели до идиотизма, почти вновь превратились в студентов – чистили башмаки краем одеяла, по очереди жарили картошку на сале, использовали подряд практически любую женскую особь, случившуюся на их московском приезжем пути, включая сюда и пожилых крашеных уборщиц, что с большим воодушевлением и немалым подъемом собирали у них пустые бутылки, таская сумками в близлежащие посудные ларьки. Я не был четвертым, я длительно ждал в коридоре одного родного человека, а они любезно пригласили меня зайти и предложили драный стул.
– Ну, чао-какава, – сказал сценарист-драматург, уходя.
– Господи, башка-то как разламывается! – метался режиссер, обожженно тряся кистями.
А администратор вдруг сорвался с места и, ни слова не говоря, исчез в коридоре.
– Желудок? – предложил я режиссеру свою версию.
– Ни за упаси бог! – в отчаянье заговорил тот. – Он... у него... о господи... у него на кухне... картошка, – чуть не рыдал он.
А все потому, что винные магазины открывают нынче в одиннадцать часов утра. Было утро.
– У меня пива есть четыре бутылки, не откажетесь? – спросил я.
– С ума я, что ли, сошел отказываться! – воссиял режиссер.
И тут распахнулась дверь, и администратором была торжественно внесена громадная сковородка, пышущая жаром и отвратительно воняющая прогорклым жиром.
Говорили о том о сем. Режиссер постепенно пришел в себя и, хохоча, признался, что оконфузился вчера на банкете в ресторане «Прага», утянувши со стола бутылку польской водки; я ознакомил собравшихся с бытом бичей и других народностей Севера; армянин сказал, что прочитал сегодня в газете про разоблаченную группу всесоюзных виноделов, торговавших по городам и весям обильной Родины самогонным коньяком.
– Начинается статья, что слесарь дядя Саша пустил в канализацию стоведерную бочку коньяка с целью замести следы.
– Стоведерную? – ахнул режиссер, вновь схватившись за голову.
– Да, – солидно подтвердил рассказчик. – Стоведерную. Пахан получил «вышку», шестерки – согласно заслуг.
Мы с режиссером:
– Вышку?
– Согласно заслуг?
– Однако я не о том, – сказал администратор. – Я вам, что вот к нам недавно приезжал с оркестром Юрий Силантьев и заработал за три дня 1900 рублей. Дал за три дня десять концертов, а у него концертная ставка – 190 рублей...
– Дал...
– За три дня...
– Ну, не может быть...
– 190. Я сам видел. Согласно решению Министерства культуры...
– А я вот читал несколько лет назад газету «Советская культура», – сказал я. – И там было написано, что Вл. Высоцкий сильно халтурил на Алтае. У него что – тоже такая же ставка? Я интересуюсь.
– Не, – ухмыльнулся администратор. – Володя по-другому работает. Он у нас тоже был. А еще у нас была Валя Толкунова, и меня из-за нее вызывали в райком, потому что, как она запела «Стою на полустаночке в цветистом полушалочке», остановились станки, среди ткачих начались массовые прогулы... Валя-Валя, кого еще, как не ее, так сильно любит народ?