Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Перед вторым визитом в киноателье Вера волновалась больше, чем перед первым. С чего начать? Снова идти к Ханжонкову? Или же явиться в большой павильон и понаблюдать за съемками какой-нибудь картины, сказав, что действует с ведома Александра Алексеевича. Начать знакомство с киноателье хотелось непременно с большого павильона, потому что то, как снимаются картины, интересовало Веру больше всего, пожалуй, даже больше поисков Ботаника. Но после продолжительных размышлений Вера изменила свой план и решила для начала познакомиться с гримером и костюмером. Обе они по роду деятельности связаны с тем, что весьма занимает женщин, поэтому интерес к ним будет выглядеть естественным. «Ах, ах, неужели это вы сшили то
С костюмером Галиной Мироновной, высокой сухопарой жердью с морщинистым лицом, напоминающим печеное яблоко, побеседовать не удалось, потому что та была занята делом — окутывала материей и утыкала булавками какую-то актрису. Вера отметила про себя уровень портновского мастерства Галины Мироновны — та, судя по всему, шила без выкроек, «вживую». Отвлекать человека от дела нельзя, да и смысла нет — все равно разговора не получится, поэтому Вера сделала вид, что ошиблась дверью, и прошла во владения гримера Амалии Густавовны, находившиеся в дальнем конце полуподвального этажа, противоположном тому месту, где был убит Корниеловский. По дороге в голову пришла дикая мысль относительно того, что если бы Ханжонкову во время обхода своих владений вздумалось показать Вере ретирадное (глупость какая!), то, возможно, они бы смогли застать там убийцу. Ведь несчастный Корниеловский был убит незадолго до обнаружения его бездыханного тела, которое, как слышала Вера, даже остыть не успело. Дурацкие мысли лезли в голову от волнения, такое с Верой случалось часто.
Амалия Густавовна благодушествовала — пила кофе с ликером и, картинно держа в руке длинный янтарный мундштук, курила ароматную пахитоску [485] . Ее манера пить кофе была своеобразной — рюмка с ликером стояла рядом с чашкой, в которой дымился кофе. Амалия Густавовна чередовала глоток из чашки с глотком из рюмки и затяжкой. По выражению ее лица, по удобному полукреслу, в котором она сидела, по тому, как вкусно пускала она кольца дыма, сразу же становилось ясно, что Амалия Густавовна ценит радости жизни и умеет ими наслаждаться. Ее комната была разделена на две части красной бархатной портьерой. Вера решила, что за портьерой, должно быть, хранятся краски, кисти, мази, парики, накладные усы с бородами и прочие гримерские атрибуты.
485
Тонкая дамская папироса из нарезанного табака, завернутого в лист кукурузы (маиса).
Знакомство (Ханжонков Веру ни с кем из сотрудников, кроме Бачманова и Сиверского, не знакомил, только показывал помещения студии) произошло легко. Верино восхищение Амалия Густавовна приняла со снисходительностью человека, для которого признание окружающих давно стало привычным. Улыбнулась, предложила стул, налила из серебряного кофейника кофе, капнула туда ликера из пузатого хрустального графинчика, пододвинула раскрытую коробку с пахитосками, от которых Вера отказалась.
— Я люблю табачный дым, — соврала она, — но сама пока не приучилась.
— Успеете еще! — хмыкнула Амалия Густавовна, погасив докуренную пахитоску в блюдце, служившем ей пепельницей. — Какие ваши годы!
Голос у нее был низкий, басовитый, почти мужской.
На стене слева висел фотографический портрет пожилого бородатого мужчины. Тот сидел в кресле, подперев левую щеку рукой. Вера подумала, что это,
486
Дагерротипия (англ. daguerreotypy) — первый в истории фотографический процесс, основанный на использовании светочувствительной посеребренной медной пластинки, обработанной парами йода.
— Нобель, — пояснила Амалия Густавовна. — Великий шведский ученый, изобретатель динамита. Я же, да будет вам известно, шведка, хотя меня чаще принимают за немку. Наш род в России начался с Юлиуса Нордштрема, удостоившегося внимания царя Петра во время Полтавской битвы. Юлиус служил прапорщиком в lifgardet till fot, то есть в лейб-гвардейском пешем полку. Он лежал раненым и громко стонал, когда Петр со свитой обходил поле боя. «Вот лежит храбрый воин, который ранен в плечо, а не в задницу!» — сказал царь о моем предке и велел лекарям приложить все усилия к тому, чтобы Юлиус выздоровел. Юлиус был так тронут благородством русского царя, что по выздоровлении не пожелал возвращаться на родину и остался в России.
Попивая кофе, Вера терпеливо выслушала историю рода Амалии Густавовны, начавшуюся с Юлиуса и закончившуюся на самой рассказчице. Где требовалось, восторженно ахала, в иных местах недоверчиво качала головой, а когда гримерша упомянула о троюродном брате, владельце водолечебницы на Балтийском побережье, очень к месту сказала, что вода, по ее мнению, есть лучшее из лекарств. Грех было не воспользоваться любовью Амалии Густавовны к своим предкам. Это же так удобно — от любой старой истории можно легко и естественно протянуть ниточку к нынешним дням. Немысский прав — к каждому человеку нужен свой ключик.
— Наш всезнайка Бачманов утверждает, что вода хороша только для мытья, — с ехидством сказала Амалия Густавовна, — и очень не любит, когда с ним не соглашаются. Храни вас бог, Вера Васильевна, от споров с Бачмановым. Он способен уморить насмерть своим занудством.
— Странно, — сказала Вера, радуясь тому, что собеседница, явно желая посплетничать, сама перевела разговор на сотрудников киноателье. — А мне он показался очень милым и совсем не занудливым.
— Долго ли вы с ним общались? — Амалия Густавовна прищурилась, отчего в ее полном, с крупными чертами лице мелькнуло что-то монгольское. — Если пять минут, то могло и пронести, а вот за четверть часа…
— Пять минут, не больше, — поспешно сказала Вера. — Потом прибежал господин Сиверский с известием об убийстве.
— Какой ужас! — подхватила Амалия Густавовна с видимым удовольствием. — Я который день места себе найти не могу! Как только вспомню, что здесь, рядом, на другом конце коридора, произошло ужасное убийство, так дурно становится. Только ликером и спасаюсь.
В подтверждение своих слов женщина налила в опустевшую уже рюмку до краев ликеру, выпила залпом и удовлетворенно, совершенно по-мужски, хмыкнула.
— Заклинаю вас, Вера Васильевна, никогда не совершайте такой страшной ошибки, как общение с людьми, недостойными вашего внимания. Покойный Корниеловский пал жертвой своей привычки якшаться с кем попало! Он не только позволял всему этому отребью фамильярничать, но даже выпивал вместе с ними. Да-да, я сама видела, своими глазами, в мастерской у Алтунина, как Корниеловский пил водку с Мусинским, Алтуниным и Вартиковым!
Алтунин, бывший фабричный механик, был «машинистом», иначе говоря — мастером, чинившим различные механизмы и аппараты. Он приятельствовал с Мусинским, но, как поняла Вера, стоял в местной иерархии ступенькой ниже его.