Реванш колдуна
Шрифт:
Делать было нечего, патруль цепочкой последовал за лидером отряда, потихоньку подбираясь к стенам могучей черной крепости. Довольно быстро группа оказалась у распахнутых дверей, которые словно приглашали гостей войти внутрь. Бойцы окунулись в едва различимый мрак. Казаоир, словно хищник, ступал бесшумно и вглядывался в темноту. Верные соратники были его незримой тенью. Эльф видел перед собой закрытые двери, за которыми скрывался трон темного колдуна. Очень медленно десятник потянул кольцо на себя, прикрываясь створкой словно непробиваемым щитом. Петли громко заскрипели, создавая невообразимый шум, который было слышно, наверное, на самой высокой башне замка, а их у древнего строения хватало в избытке. Тем временем тронный зал встретил незваных гостей призрачным полумраком и могильной тишиной. Несколько ударов сердца патруль Луча во тьме всматривался в открытый проход. Враг затаился. Альбион, в душе проклиная эту работу, бесшумно направился в зал. Трое эльфов – лучники отряда, – заняв позиции для стрельбы, держали заряженные луки и прикрывали брата по оружию. Казаоир стоял за дверью, как в засаде, готовый броситься в неистовую атаку, чтобы поддержать друга. Помощник десятника вошел в помещение словно в цитадель преисподни. Как парень ни вглядывался – ну никого не видно, кроме двенадцати статуй на лестнице, ведущей к креслу власти, и провала в полу, уходящего в неизвестность, освещенную призрачными лучами, проникающими сквозь окно.
– Тут нет никого, но есть проход в полу, которого раньше не было, – поворачиваясь спиной к трону, почти шепотом проговорил Альбион.
Несколько статуй на лестнице стали шевелиться. Кто-то взревел:
– Ложи-и-и-и-с-с-сь!
Послышался звук отпускаемой тетивы и свист стрел, разрезающих воздух. Но было поздно – парень почувствовал резкую боль промеж лапоток. Метко брошенный нож достиг цели: у воина подкосились ноги, и он рухнул не дыша.
– В атаку! – громоподобно проревел десятник и выскочил из укрытия, но в тот же миг эльф что есть мочи оттолкнулся ногами и прыгнул в угол коридора, так как на него летел ядовито-синего цвета шар, искрящийся подобно молнии.
Магическая сфера пронеслась со скоростью снаряда. Заклятие, примененное противником, врезавшись в колдовскую защиту, выставленную магом патруля, наделало много шума. Сверкнула яркая вспышка, раздался оглушительный грохот, по замку пошла мощная вибрация, с потолка посыпалась пыль, вставшая столбом. Казалось, будто сама земля под замком проснулась – того и гляди все рухнет.
Открыв дверь, Гримальдо переступил через порог и оказался в квадратной комнате, носящей гордое название Зал Кровавого круга. В былое время рассвета ордена Алые капли здесь стояли семь статуй, замыкая круг. Точные копии могущественных, искуснейших черных магов. На полу, под ногами рукотворных копий элиты братства, была изображена карта мира, у каждого каменного мага в руках большой ярко горящий рубин. Когда кто-то из членов Кровавого круга покидал остров Трех костей, этот рубин показывал место его нахождения. Статуя обладала определенной долей жизненной энергии члена этого круга, которая питала рубин. Если камень погас, а статуя рассыпалась – значит, маг погиб. Сегодня же в зале Кровавого круга стояли две каменные копии с яркими рубинами в руках. Пол был покрыт пылью и обломками скульптур павших членов Кровавого круга. То тут, то там лежали драгоценные камни, когда-то ярко-кровавые, играющие завораживающими бликами на свету, а сейчас бесцветные, как стекло, словно они умерли вместе со скульптурами, в которых теплилась часть человеческой души.
Гримальдо медленно ступал к статуям, которые были его и брата копиями, и в этот момент наверху раздался грохот взрыва. Стены задрожали, с потолка посыпалась пыль, пол под ногами изрядно тряхнуло. Некромант пытался удержать равновесие, но споткнулся о кучу обломков. Ругнувшись, маг посмотрел под ноги и застыл на месте: среди груды осколков мраморного Валета лежал пыльный и едва светившийся бледно-красным цветом рубин. Колдун несколько ударов сердца смотрел на него.
«Какого тут происходит? Статуя Валета разрушена, значит, он должен быть мертв. Я же сам видел отрубленную голову».
Но рубин упрямо продолжал испускать слабый бледный свет. Опомнившись, некромант взволнованным голосом позвал:
– Марко!
Имя прокатилось звенящим эхом по помещеньям подземелья. Маг протянул дрожащую ладонь к обломку каменной руки, в которой находился рубин, заставивший сердце колдуна биться чаще. Гримальдо только успел коснуться куска мрамора, как мощная невидимая сила с невиданной энергией отшвырнула человека. Колдун подобно снаряду вылетел спиной вперед через открытые двери и приложился бы о стену святыни ордена, но вовремя появившийся Марко применил заклятие, замедлившее падение брата. Едва коснувшись спиной расписанной стены, чернокнижник вскочил и подлетел к близнецу будто ужаленный.
– Что это было, Гримальдо? Кто на тебя напал? Эта скотина там? Успокойся, брат, сейчас мы его научим манерам, – проговорил Марко, держа двери зала Кровавого круга под прицелом посоха.
– Марко, иди сюда, посмотри. Это просто невероятно! Я не знаю, как это объяснить, но нет, ты не поверишь! – причитая, Гримальдо бросился к дверям, из которых только что вылетел. Застыв на пороге, чернокнижник возмутился бездействием младшего брата: – Что ты там стоишь? Я сказал, иди сюда!
Марко был поражен поведением Гримальдо и не мог представить причину его страха и восторга, ведь близнецы за свою жизнь видели столько странных, необъяснимых и страшных вещей. Особенно старший близнец, ведь он был некромантом.
– Да иду я, иду, – пробурчал колдун и зашагал в зал Кровавого круга.
Два бойца, наблюдавшие странную сцену, переглянулись, пожали плечами и остались ждать хозяев в храме у золотых дверей.
Казаоир поднялся на ноги. Стена пыли была повсюду, словно непроницаемый туман. Магическая преграда, примененная волшебником отряда, спасла всему патрулю жизнь.
«Дай здоровья этому лысому, длинному, худощавому парню», – подумал десятник.
Плеча эльфа коснулась рука. Реакция была мгновенной: сын Альфхейма бросил неизвестного через спину. В два удара сердца противник был на полу, еще чуть-чуть, и эльф проткнул бы бедолагу мечом.
– Командир, стой, свои!
Приглядевшись, Козаоир признал бойца.
– Арлен, мать твою! Я ж тебя чуть не прикончил, – едва слышно проговорил глава патруля и протянул руку крепкому высокому воину зим тридцати отроду. Волосы длиной до плеч взъерошены, лицо в пыли, со лба струится кровь. Десятник оглянулся и увидел остальных соратников.
– Все целы? – почти беззвучно спросил эльф.
– Угу, – послышалось в ответ.
Казаоир смотрел в проход, ожидая атаки противника, но тронный зал хранил тишину.
– За мной, – шепнул десятник.
Пять эльфов и четыре человека вошли в тронный зал. Недалеко от лестницы, ведущей к трону, они нашли троих погибших от примененного заклятия противников, остальных видно не было. Арлен безмолвно указал на проход в полу. Лидер патруля жестами дал понять: «Я пошел, вы прикрываете». Боевые соратники, давно успевшие стать верными друзьями, утвердительно кивнули.
Только Казаоир приблизился к пропасти в полу, как оттуда выпрыгнул здоровяк в железной маске, с диким боевым кличем размахивая клинком. Десятник в последний миг блокировал смертельный удар, два сошедшихся меча выбили сноп искр. За нападавшим следовали еще четверо. Пятерка рубак билась не на жизнь, а на смерть. Казаоиру достался самый настырный и опытный эльф, он только и успевал отбивать коварные выпады этого здоровяка в железной маске. Зал звенел музыкой смерти, раздался чей-то вскрик и звук падающего клинка на каменный пол, что отвлекло на миг воина в маске. Лидеру патруля этого было достаточно, чтобы перейти в контратаку. Противник не успел защититься, удар снизу вверх распорол здоровяку живот и раскроил череп. Казаоир осмотрелся. Его парни уже разобрались с остальными, троих прикончили. Четвертый стоял на коленях, острое лезвие клинка приставлено к горлу. Кого-то в строю не хватало. Окинув еще раз внимательным взглядом зал, эльф увидел двух соратников. Аланос и Дей – высокие, крепкие, веселые, красивые парни, несмотря на то, что Аланос был человеком, а Дей эльфом. Эти двое – словно родные братья, всегда вместе, настоящая душа компании. Сердце десятника наполнилось болью, в душе стала стремительно подниматься ярость. Едва себя сдерживая, Казаоир подошел к схваченному и спросил: