Реверанс со скальпелем в руке
Шрифт:
И мы не спеша пошли – по улице, по тому мосту через реку и дальше – в гору. Не так и далеко, как вначале казалось. Но по дороге он успел расспросить, а я рассказать про службу Дешама, сколько у него теперь детей и как в общем обстоят дела в полку. Стало ясно, что если дружба между ними и была, то давно. Хотя при желании виконту ничего не стоило подскочить в Безансон. Ну, или доктору сюда.
Потом мы подошли к дому. Вблизи каменная коробка казалась еще угрюмее. Небольшие окна, грубые обводы…
– Крепость очень стара, строилась четыреста лет назад, как фортификационное сооружение для контроля над соляным путем. Здесь стоял небольшой гарнизон. Семья не жила… Потом
Внутри дома было чуть лучше – чистый пол, камины вычищены от золы, мебель массивная и тяжеловесная, но видно, что из ценных пород дерева и даже с элементами резьбы. Особенно красивыми были кресла – с высокими прямыми спинками и деревянными подлокотниками, с пышными вышитыми подушками на сиденьях. А вот кухня была скудно оборудована посудой и всякой всячиной, нужной и даже необходимой при готовке – это бросалось в глаза. И там орудовал мужчина – средних лет, молчаливый и такой же сухощавый, как и виконт. Он только обернулся на звук наших шагов, поклонился и снова отвернулся к плите.
– Мой слуга и друг – Андрэ.
В очаге горел огонь, на двух прутах на огне стояла большая сковорода, закрытая крышкой. Вкусно пахло…
– Андрэ хорошо готовит и не только… Я попросил его сделать омлет с шампиньонами. Прямо над нами на горе козий выпас и всегда много этих грибов. Вы разделите со мной завтрак, баронесса? – опять как-то настороженно заглядывал он мне в глаза.
– Я тогда помогу вашему Андрэ, синьор, - кивнула Бригитт, - где прикажете накрывать?
– За домом, на лужайке. Андрэ?!
– Я услышал, - кивнул тот от очага, - почти готово… еще чуть подрумянятся грибы. Пино Нуар?
– Лучше горячего молока с медом, - повел меня из кухни виконт.
А я не знала, что думать. И так чисто условная, легкость в общении совсем пропала, я просто слушала и молчала. Вспоминала, что Алэйн лила вино в воду, не спрашивая. А о вреде алкоголя для беременных в это время могли и не знать. В письме доктор рассказал обо мне все? Или молоко – чисто согреться? А вино утром – это вообще нормально? Проклятая реальность! Я много расспрашивала Дешама, но нельзя сразу вложить в голову всё то, что обычно вкладывается в нее с самого рождения. Когда я соглашалась на «гости», виконт вызывал осторожную симпатию. Сейчас уже нет. Знает или не знает – мучилась я.
– Я хотел бы показать вам и второй этаж, - вел он меня к лестнице.
– Не стоит, - остановилась я, - подождем лучше на улице.
– Это важно, мадам – то, что я скажу сейчас, - внимательно смотрел он на меня, - вам больше не нужно бояться. С этого дня вы под моей защитой. Будьте добры посмотреть весь шале… я мог бы сделать его уютнее и теплее, но не представляю - как. Вы посмотрите?
– С удовольствием посмотрю и помогу советом, если смогу, - решилась я, придерживая рукой кожаный чехол скальпеля: - А за это вы дадите мне почитать письмо Дешама, потому что я уже и не представляю – что там может быть? Вы непонятно смотрите... Будто ждете неприятностей, но все равно зачем-то заставляете себя продолжать общение.
Мужчина улыбнулся. Но он и правда странно смотрел. Особенно сейчас - будто я, наконец, оправдала его ожидания. И даже плечи, казалось, держал уже не так напряженно. И ногу так отставил… расслабился? Весело ему…
– Мы договорились? – уточнила я, собираясь в случае отказа просто развернуться и уйти. Наверное,
– Мы договорились, - улыбался виконт. Приятно улыбался. Люди по определению выглядят лучше, когда улыбаются и он не был исключением.
На втором этаже по обе стороны от лестницы расположились два просторных холла, а дальше шли комнаты – три с одной стороны узкого коридора и три с другой. В комнатах, которые он показал, были устроены камины и имелась мебель – кресла и кровати с занавесями (для тепла). Полы устланы коврами, а стены завешены гобеленами. Занавеси со сборками, скорее всего, прикрывали стенные ниши, потому что других мест хранения не наблюдалось – старая постройка. Гобелены со сценами охоты - рыжие и ярко-красные с желтым ковры на полу. Пестро, аляповато, но хотя бы не мрачно. Обставлены были только две комнаты…
– Остальные пусты, - доложил мне виконт, - что вы скажете, вам понравилось шале?
– Глазу не скучно, это точно. Наверное зимой, когда за окном серость, все это радует, - кивнула я, потом еще добавила, чтобы не обидеть: - И ничего лишнего, только необходимое. Не представляю, что тут советовать? Я и сама люблю простоту. И простор.
Наверное, он любил этот дом, а я угодила похвалой. Потому что, довольно улыбаясь, он прошел к бюро во второй спальне и достал из него письмо. По виду не то, что сегодня передала я, а другое – более раннее, целых три листа.
– Прошу вас. Не буду мешать, - отдал он его мне и указал на кресло у окна: - Здесь вам будет удобно. А я проверю, как справляется Андрэ. Жду вас внизу.
– Спасибо, - сразу успокоившись, я уселась и уставилась на чернильные строчки. Почерк мэтра с выкрутасами узнала сразу:
«Приветствую вас, Рауль!
Не думал, что придется когда-нибудь просить Вас о помощи. И не в моих привычках вспоминать долги, кои таковыми и не являются. Но Вы тогда сказали! И сейчас я вынужден напомнить Вам те Ваши опрометчивые слова, потому что отдаю Монбельярам сокровище. И хочу, чтобы оно было присмотрено. Сокровище независимое, строптивое и своенравное, друг мой. Вначале она бесила меня так, как ни одна женщина, которую я когда-либо знал. Но с самого начала я разумно решил дать себе время присмотреться. И держал себя в руках… сейчас у меня не нервы, а корабельные канаты. И огромная любовь в сердце к этому ребенку, потому что ее сердце, кажется, может вместить в себя целый мир.
Рауль, эта женщина ждет ребенка. Это ни в коем случае не является ее позором, и Вы не должны сомневаться в том, что она достойна Вашей защиты. Будьте и Вы достойны её заботы, потому что она обязательно будет проявлять её в отношении всех, кто в ней нуждается - такой человек.
Она лекарь. Хирург. Не сомневайтесь в этом. Я не стал выпытывать – откуда у нее знания, которые не могут принадлежать нашему времени? А это так – снова не сомневайтесь. Но она умирала когда-то, так может причина в этом? И Господь наградил эту душу за её доброту? Я не набожен, друг мой, Вы должны помнить наши разговоры. И до сих пор я считаю, что душа нашей Церкви давно сгорела на кострах инквизиции. Любовь к Нему выжгли и остался только страх, а он отталкивает. Но сейчас я мог бы вернуться к Богу, если бы точно знал – то, что Голубка жива, его рук дело.