Ревизор: возвращение в СССР 23
Шрифт:
— Разрешите, товарищ полковник? — заглянула к нему в кабинет стройная девушка лет двадцати восьми, выше среднего роста, длинные тёмно-русые волосы убраны в косу. — Вызывали?
— Заходи, Артамонова. Вот твой новый подопечный, — положил он перед ней личное дело агента «Скворца». — Внимательно ознакомься с рекомендациями Левина.
Капитан взяла папку и некоторое время изучала. На лице её сначала отразилось недоумение, а затем и обида.
— Павел Евгеньевич, из неё агент, как из меня балерина, — наконец произнесла она. — Только время на неё тратить.
— Ничего, Артамонова, потратишь. Это дело на контроле у Вавилова.
— Есть! — неохотно произнесла капитан.
— И в следующий раз больше думай, прежде чем давать такое категоричное суждение. Да, агент очень непростой по характеру и темпераменту, но ты обратила внимание, что она замужем за сыном долларового миллионера, переехавшего в Швейцарию и имеющего серьезный бизнес в Италии? Как сама думаешь, много у нас агентов может забраться на такой уровень знакомств и связей? Пусть и имея самый образцовый характер и темперамент, что нам удобен?
— Виновата, товарищ полковник!
— Молодец, что понимаешь. Вот, подумай, чем мы её займём, какими дисциплинами? Завтра примерную программу мне на стол. Только в полном соответствии с рекомендациями Левина.
— Я помню.
— Свяжись с ней, познакомься. Сейчас твоя задача стать ей лучшей подругой, поняла?
— Так точно.
— У неё муж араб, вроде, не шибко ревнивый, но всё-таки… Поэтому занятия лучше проводить в первой половине дня, когда она учится в Горном институте, чтобы у него не было вопросов, где жена пропадает. Выйди на нашего сотрудника там, договорись о свободном посещении для неё, и вообще, пусть обеспечит ей режим наибольшего благоприятствования.
— Когда начинать?
— Уже.
Приехал на табачную фабрику впритык, благо, от метро недалеко и нашёл быстро. Табачную фабрику все знают, показали сразу. Встретила меня помощница директора фабрики Анастасия Карловна, важная, строгая женщина лет пятидесяти. Привела меня в большой актовый зал и, прежде чем выпустить на сцену за солидную трибуну из полированного тёмного дерева с гербом СССР, подвела меня к руководству фабрики, заседавшему в первом ряду. Тут был и директор, и его заместитель, главный инженер, главный бухгалтер, главный технолог, парторг, профорг и комсомольский секретарь. Пришлось со всеми познакомиться. Не мог, сначала, понять, что происходит, и с какого перепугу начальство набежало на рядовую лекцию, но потом главбух, знакомясь со мной, произнесла фразу, из которой я понял, что она в курсе моих публикаций в «Труде» и, видимо, они все в курсе, и, похоже, прибежали на корреспондента посмотреть. И откуда они, вообще, об этом узнали? Не иначе, Ионов мне такую рекламу сделал.
Когда мы с начальством познакомились, парторг представил меня собравшимся, как студента МГУ, уже регулярно печатающегося в газете «Труд». Народ меня встретил, прямо, бурными овациями. Вот, Ионов… Зачем это всё? Теперь у людей будут завышенные ожидания. А тема-то лекции «Рабочая совесть — лучший контролер!». Эх, с чем работать приходится… Я бы лучше что-нибудь про новые технологии задвинул… Хотя…
— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал я битком забитый зал. — Тема нашей сегодняшней лекции «Рабочая совесть — лучший контролёр». Все видели такой плакат? Или надпись где-то? А задумывались когда-нибудь, о чём это? Что такое, вообще, совесть? Это чувство личной ответственности за совершённые или несовершённые поступки. Это внутренняя потребность, делать всё хорошо и правильно, даже, когда вас никто не видит.
Выдал ещё несколько тезисов из методички с отсылкой на руководящую и направляющую роль Партии, а потом начал своими словами, чтобы не утомить собравшихся. — Когда речь идёт о рабочей совести, то, соответственно, это потребность делать свою работу хорошо, даже, когда начальник не стоит над душой. Это когда вы думаете о том, кто будет пользоваться вашей продукцией.
— Пусть ОТК о нём думает! — крикнул кто-то с места, не побоявшись начальства. — Иначе, зачем они нужны? Зря им деньги платят?
Профорг, директор и замдиректора сразу оглянулись, высматривая этого дерзкого оратора, но в полном зале понять, кто кричал, было трудно.
— Вы поймите, — начал я, — любой брак — это плохо. Но скрытый брак — это особенно неприятно. ОТК его не обнаружит. А представьте себе ситуацию, вы на рынке выбрали замечательный кусочек мяса, заплатили две магазинных цены за него, всю дорогу домой радовались, а принесли совсем не то. Ушлый продавец красивый кусочек заменил непонятно чем. Неприятно? Очень. Торгаша на рынке хоть найти попытаться можно, и заставить вернуть деньги. А кому претензии предъявлять человеку, купившему, к примеру, дохлую мышь в консервной банке вместо завтрака туриста? Мне письмо тут пришло с такой историей, мне много пишут на адрес редакции… Вот, каково человеку? И ОТК тут не причём. Они же не вскроют банку, не проверят, что туда работнички напихали. Правильно?
Убеждал работников всегда думать о конечном потребителе.
— Это не Табачный трест, который централизованно закупает продукцию вашей фабрики, и не киоск «Табак». Это живой человек, заплативший за пачку сигарет, между прочим, свои кровные. Относитесь к людям так, как хотите, чтобы они относились к вам. Это жизненное правило ещё никто не отменял.
Ага, а вот и про новые технологии…
— Ну и имейте в виду, что близок тот час, когда научно-технический прогресс сделает работу каждого полностью видимой руководству и контролирующим органам. Камеры будут на всем производстве, и легко будет увидеть, кто халтурит, а кто добросовестно работает. И это сразу отразится на всем — и на премиях, и на перспективах повышения… И даже в отпуск когда тебя отправят — в солнечном феврале или холодном июле…
Смешки в зале, все поняли, что я не оговорился.
— Так что добросовестный человек к таким изменениям будет готов, а лентяю придется очень много над собой работать, чтобы приспособиться к тотальному контролю. К чему, если сразу можно жить по совести?
Получилось слишком нравоучительно, поэтому закончить решил еще одной шуткой.
— И помните, товарищи, вы не парашюты выпускаете. Это только парашютной фабрике никто никогда за брак претензии не предъявляет, потому что некому.
На этом моя лекция закончилась, люди мне аплодировали, смеясь, начальство повставало с мест и работники начали покидать зал стремительно, как после сеанса в кинотеатре.
— Не сильно я вас утомил? — спросил я, спустившись со сцены к ожидавшему меня руководству фабрики.
— Что вы, что вы! Было очень интересно и поучительно, — ответил за всех директор. — Приглашаю вас отметить, так сказать, знакомство.
— Эх, и рад бы, да у нас с женой двойняшкам три месяца всего, — попытался соскочить я, да куда там!..