Ревизор: возвращение в СССР 28
Шрифт:
— Да, не будет, Свет!
— Может, тогда и Дружинину уберут? — с надеждой посмотрела она на него.
— Уберут, — уверенно ответил Филатов. — Теперь я в этом уже не сомневаюсь.
Москва. Лубянка.
— И по вашему поручению, Николай Алексеевич, вопрос насчёт покупки акций, что рекомендовал приобрести Ивлев, — докладывал полковник Воронин зампреду Вавилову. — Собрал информацию. Все в папке.
— И на какую сумму взяли? — поинтересовался
— На десять тысяч долларов.
— Десять тысяч? — с недоумением посмотрел зампред на полковника. — Эх! Какой-то ливанец рассчитывает на советах Ивлева стать миллиардером, а мы? Десять тысяч долларов… — со злостью в голосе передразнил он полковника. — Крохоборством занимаемся!
— Ну а что делать? — расстроился и полковник, — вы же знаете, какой строгий контроль по валюте, и как она всем нужна…
Генерал, посидев немного и подумав, оживился:
— Придумал! А вот и не вся валюта на учете! А если предложить купить акции по списку нашим спящим агентам, тем, что бизнесменов изображает в западных странах? Там же некоторые толковые ребята уже сами долларовыми миллионерами стали… Пусть берут акции! И тоже становятся миллиардерами!
— Сделать-то можно, Николай Алексеевич, — поспешно ответил Воронин. — Но столько согласований потребуется, что без вас никак…
— Выясни, что для этого нужно. Все, что надо, подпишу, кому надо — позвоню или лично зайду. Главное — побыстрее. Давно надо было уже сделать, жаль, не сразу в голову пришло. А то десять тысяч долларов… курам на смех… — Вавилов раздраженно тряхнул головой и постарался взять себя в руки. — Что там у тебя дальше?
— Агент «Скворец» вернулась вчера вечером в Москву. Вы просили ее на контроле держать. Как родственницу Ивлева.
— Верно. Ну, и?
— Капитан Артамонова сейчас с ней встречается.
— Доложить по результатам сразу, — распорядился зампред.
— Конечно, — поднялся Воронин и поспешно вышел из кабинета зампреда, направившись к себе.
Дежурный на этаже доложил ему, что капитан Артамонова его искала и Воронин тут же вызвал её к себе.
— Ну, докладывай, — с любопытством приготовился он слушать.
— Павел Евгеньевич, собственно, нечего и докладывать. Только конкурс выиграла в Монако, — с сарказмом произнесла она.
— Ну, это она молодец, конечно. А контакты?
— Вот, — положила она перед полковником одну-единственную визитку подполковника Косельни.
— И всё?
Артамонова многозначительно развела руками.
— М-да… Не густо… Но, с другой стороны, это вполне ожидаемо от такого зелёного новичка.
Полковник взял визитку и надел очки.
— Военный атташе ядерной державы? Это интересно. — посмотрел он на Артамонову. — И где она с ним познакомилась, в Монако?
— В Больцано.
— А что он там делал? В такой глуши? Слушай, разберись-ка с этим вопросом, — распорядился полковник. — Это же почти деревня, рядом
Москва.
После работы Анна Аркадьевна решила навестить дочь. Отвезти ей вкусненького из праздничного набора, поздравить с праздником и попробовать поговорить насчёт Загита…
Марина была дома. По уставшим глазам дочери Анна поняла, что она опять занимается и днём, и ночью. Рабочий стол и диван в комнате дочери были завалены учебниками и скрученными листами ватмана.
— Что ты будешь делать, когда отец вернётся? — спросила она. — Тебе же придётся освободить его комнату. Где ты будешь спать?
— Пока он отработает в Курске год после колонии и вернётся в Москву, я уже успею защититься, — ответила Марина.
— Причём тут Курск? — с недоумением посмотрела Анна на дочь. — Кто у него там?
— Родственники какие-то нашлись, — пожала плечами Марина. — Писал недавно, что согласились прописать к себе на год.
— Угу… А потом, значит, в Москву, — задумчиво произнесла она, выбирая момент начать с дочерью серьёзный разговор. — И опять начнётся…
— Да что начнётся, мам? — прошла Марина за ней на кухню. А Анна начала выкладывать гостинцы на стол и на автомате открыла холодильник.
А там мышь повесилась…
— Мариночка, деточка, — переключалась она со своих мыслей на дочь. — Ну, ты же желудок себе испортишь! Разве можно так питаться?
— Мам, ну вообще некогда о еде думать, — начала дочка перебирать материны гостинцы. — Столько чертить приходится! Приборостроительный факультет Бауманки! Ты представляешь, вообще, что это такое? Тем более для женщины?
— Представляю! Поэтому и переживаю! Зачем тебе нужно было это училище? Зачем тебе нужен был этот факультет?..
— Мам, ты не понимаешь! Это дело принципа! Мне каждый препод, каждый однокурсник столько лет в лицо смеётся, что я не закончу! Что я сдамся! А я не сдамся!
— Пусть смеются, Мариночка. Какое тебе до них дело, когда речь идёт о твоей жизни и о твоём здоровье?
— Ты не понимаешь! Мне осталось три сессии, госы и диплом. И я им всем нос утру!
— А дальше что? — чуть не плача, спросила Анна, подсовывая дочери пирог с капустой из фабричного буфета. А то Маринка уже начала копчёную колбасу жевать за неимением в доме хлеба.
— Как что дальше? — с набитым ртом спросила дочь. — Работать пойду.
— Куда? Куда вас распределяют потом? Ты узнавала, куда тебя могут взять в Москве? Ты же не собираешься уезжать куда-то, неизвестно куда?
— Я ещё так далеко не загадывала, — призналась дочь.
— Четвёртый курс… Вы скоро должны на практику куда-то идти. Осмотрись там, что за предприятие, что за начальство, — подсказала Анна. — Может, я смогу тебе помочь туда на работу устроиться… Не я, так мой знакомый поможет…