Ревизор: возвращение в СССР 28
Шрифт:
— Маринка говорит, у тебя кто-то появился, — уже утвердительно заявил сын.
— Ну? И дальше что? — вернулась она в кухню. — В чём трагедия, что надо было таким тоном с матерью разговаривать начинать? Ты вообще понимаешь, что не на шутку меня напугал?
— Ни в чём, — растерялся на мгновение Виталий, но быстро опомнился. — Просто, не хотелось бы, знаешь, чтобы ты что-нибудь учудила на старости лет…
— Мне всего сорок пять, — опешила Анна. — Какая старость? Ты о чём, вообще?
— Мам! Не придирайся к словам, — психанул сын. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я!
—
— Ну, знаешь! — психанул сын и выскочил из дома, хлопнув дверью.
Анна обессиленно села на табуретку и расплакалась. Конечно, она сама во всём виновата. Говорили ей подруги, а она не верила… Столько лет жила ради детей. Они привыкли, что у неё нет своих желаний, нет мечтаний, надежд и планов… Что вся её жизнь крутится вокруг них.
Так что, получается, не надо было их от отца прятать и защищать? Пусть бы огребали по полной от буйного идиота… А то теперь папа святой, а мама предательница.
Не надо было конфликты сглаживать, не надо было молчать, закусив губу и плакать украдкой, чтоб никто не видел… Кому лучше сделала? И бывший, этот идиот, почувствовав в семье безнаказанность, начал вести себя и в обществе так же. И дети отвернулись, как только попробовала о своих интересах заявить…
Наплакавшись, Анна умылась и решила сходить к Загиту, инстинктивно желая опереться на своего мужчину. Загит такой надежный и спокойный, всегда парой слов может ее утешить и успокоить… Она до него и не знала, что мужчина может быть в семье таким уютным, привыкла бояться каждого шага своего бывшего. Посмотрела на себя в зеркало, быстро убрала следы слез, как уж получилось, и спустилась на третий этаж. Дверь открыла Поля, и расстроила ее, сообщив, что Загита дома нет. Анна так разнервничалась, что забыла, что он на сутках сегодня.
Все её хладнокровие куда-то тут же испарилось, а на глаза опять навернулись слёзы.
На тренировку чуть не опоздал. Но позанимались очень плодотворно. И с Сатчаном удалось пошептаться на парных упражнениях.
— Слушай, помнишь, говорили о письмах с предприятий в Мосторг, в Мосгорисполком? — спросил я. — Начали уже хоть что-то делать?
— Одно письмо точно отправили, — заверил он меня. — Хорошо, что напомнил…
— Слушай, скажи в следующее письмо добавить и ткань простынную, мол, нет в продаже готового постельного белья, дайте, хоть, ткань бельевую, мы сами нашьём… Ну, что-то в этом духе.
— Хорошо, сделаем, — пообещал он.
— Попросил руководство камволки разузнать насчёт вискозной пряжи. Если удастся запустить её в производство, то такая ткань будет еще большим спросом в розницу пользоваться и её будет легче в Мосторг пропихнуть, если там уже будет наша бельевая ткань.
— Ну, понял, понял… Это задел на будущее.
— На отдалённое будущее, — усмехнулся я. — Новую линию ещё даже не запустили.
Потом в раздевалке оказались рядом с Маратом. Он спрашивал, как у нас дела, что нового? Рассказал
— Мне переговорить с ним надо, — серьёзно глянул на меня Марат. — Подъеду к вам завтра?
— Конечно, — с готовностью согласился я.
Развивать эту тему он не стал, ну и я не стал настаивать, хотя, напрягся немного. Что там ещё у Марата могло случиться? С Аишей, что ли, поругались?
Сатчан забрал сегодня у Ганина общественную долю четвёртого тома Конан Дойля, подбросил меня домой и вручил две увесистых связки книг.
Оказался дома раньше обычного, очень удачно получилось, потому что меня уже ждали Эль Хажжи. Никакой договорённости о встрече не было, а я еще полностью не привык, что в СССР это не было препятствием, чтобы в гости приехать… Не знаю, как принято в Ливане, а Диана же местная, и вообще, в их семье именно она обычно заводила…
Поставил стопки книг рядом с мешком с письмами в коридоре и поспешил к гостям.
— Случилось что? — удивлённо спросил я. — А Галия где?
— Мальчишек укладывает, — ответила с безмятежным видом Диана и я, поняв, что этот визит не связан с какими-то проблемами у нее, заглянул в спальню.
Дети спали. И Галия уснула прямо в халате, поверх одеяла при включенной настольной лампе. Панда спала у неё на подушке. Укрыл жену второй половиной одеяла, поцеловал её и детей и тихонько вышел из комнаты, выпустив Тузика и погасив свет.
— И сама уснула, бедняжка, — проговорил я и уставился вопросительно на родственников.
— В Святославль с самого утра завтра едем, — улыбаясь, объяснила, наконец, сестра. — Никому ничего передать не надо?
— Так… Это ты молодец! Наверняка кому-нибудь да нужно! — подхватился я. — Хотя… Загит в Святославль во вторник поедет, своим сам передаст. А я бы с вами передал гостинцев Эмме Либкинд, Славки Комарцева подруге.
— Да я знаю, кто такая Эмма Либкинд, — усмехнулась сестра. — Что ты мне объясняешь?
Начал сам ковыряться у жены на полках, но попробуй тут разберись, что она для нас отложила, а чем можно поделиться…
Тут Тузик у двери тихонько жалобно завыл. Перед тренировкой не успел его выгулять, а ему надо…
— Сейчас, мальчик мой, сейчас, — быстро осматривал я полки в шкафах на кухне. — Сейчас идём.
Тут к моей искренней радости вышла из спальни заспанная жена.
— Ты уже пришёл? — подошла она ко мне и подставила щёчку.
— Как хорошо, что ты встала, дорогая, — чмокнул я её. — Собери, пожалуйста, что-нибудь в Святославль Эмме Либкинд. У неё там бабушка, дед и два брата маленьких.
Меня прервал опять мой нетерпеливый пес.
— Блин, он мне детей сейчас разбудит! — воскликнул я и виновато посмотрел на гостей, мол, извините, должен вас покинуть.
— Ну, пусть девчонки передачу собирают, а мы с тобой собаку выгуляем, — предложил Фирдаус.
Кивнул ему благодарно за понимание. Мы быстро собрались и вышли на улицу, пока пес не напрудил прямо в квартире. Однако, Тузик, выскочив во двор, первым делом нарезал пару кругов вокруг двора с радостным видом, а только потом занялся своими прямыми обязанностями.