Революция на газоне. Книга о футбольных тактиках
Шрифт:
Поццо ушел со своего поста после поражения от Австрии со счетом 1:3 в следующем декабре и возобновил свои поездки. Он был майором в Альпийском подразделении во время Первой мировой войны и второй раз был приглашен в сборную страны после поражения от Австрии со счетом 0:4 незадолго до Олимпийских игр 1924 года. Они многообещающе начали в Париже, победив Испанию и Люксембург, затем минимально проиграли Швейцарии, однако вскоре умерла жена Поццо, и он снова ушел. Пять лет работал управляющим в «Пирелли», проводя свободное время за прогулками со своей овчаркой в горах. Затем, в 1929-м, Итальянская федерация в третий раз позвала его к себе. На этот раз он посвятил ей двадцать лет, превратив Италию в лучшую команду Европы и, пожалуй, мира.
Когда Поццо впервые принял эту работу, он обнаружил чрезмерно раздутую лигу, состоящую из 64 клубов, некоторые из которых вышли из федерации, когда он попытался сформировать более подобающую форму для первого дивизиона. К его третьему пришествию уже была профессиональная
Уровень вовлеченности Поццо в фашистскую идеологию остается неясным. Его связь с Муссолини привела к тому, что со всем, что с ним связано, остерегались иметь дело в пятидесятые и шестидесятые годы, и также означала, что «Стадио делле Альпи», стадион, построенный сразу за окрестностями Турина для чемпионата мира 1990 года, не будет назван в его честь. Позже, в девяностые, появились доказательства, заставляющие предположить, что он сотрудничал с антифашистским Сопротивлением, доставляя еду партизанам поблизости Бьеллы и помогая бежать узникам войны со стороны союзников.
Однако истинно то, что он сполна воспользовался господствующим милитаризмом, чтобы возвыситься и мотивировать свою команду. «Если тех, кто отбирает, больше одного, то это ведет к компромиссу, – говорил он, – и ни одна выдающаяся футбольная команда не была построена благодаря компромиссу». Он был проницательным манипулятором, разработавшим суровый авторитарный стиль обращения с игроками, часто являющимися идолами для своих болельщиков. Он, например, мог отсудить все тренировочные игры, и, если чувствовал, что игрок не отдал пас товарищу по команде из-за какой-то личной неприязни, он просто выгонял его с поля. Если он брал двух игроков, которые были известны тем, что не ладят друг с другом, он заставлял их жить в одной комнате. Это был его национализм, однако он был весьма противоречив. Приведем лишь один пример случая на пути в Будапешт на товарищескую игру с венграми, которую итальянцы выиграли со счетом 5:0. Он повел своих игроков посетить поля сражений Первой мировой в Ославии и Горизии, остановившись возле огромного кладбища в Редупиглиа. «Я сказал им, что это хорошо, раз печальное и ужасное зрелище глубоко впечатлило их: как бы мы ни переживали по этому поводу, это ничто по сравнению с гибелью людей, расставшихся здесь с жизнью на окружающих холмах», – написал он в своей автобиографии. В другие времена он, может, промаршировал бы во главе своих игроков, распевая «Иль Пьяве».
Несмотря на все это, Поццо был в достаточной степени англофилом, чтобы, с ностальгией оглядываясь назад, вспоминать о золотом веке честной игры, разрушаемой вредоносными эффектами премиальных за победу, которые вскоре стали характерной чертой национального чемпионата. «Это – победа любой ценой, – говорит он. – Это – мучительная зависть по отношению к сопернику, преобладание результата над игрой до самого окончания чемпионата». Он склонялся к схеме, подобной классической 2–3–5, но ему недоставало центрального полузащитника, достаточно мобильного и творческого, чтобы задействовать эту схему на все сто. Поццо обратил свой взор на Луисито Монти, игравшего за Аргентину на чемпионате мира 1930 года. Он перешел в «Ювентус» в 1931-м и стал одним из ориунди, южноамериканских игроков, которые, благодаря своим итальянским корням, могли быть задействованы в выступлениях за сборную Италии. Монти было почти тридцать, когда его подписали, он страдал от избыточного веса и даже после месяца индивидуальных тренировок ему все еще не хватало скорости. Однако он был весьма вынослив и известен как «добле анко» («двухфланговый») за свою способность покрывать значительную дистанцию на поле. Поццо, возможно, находящийся под влиянием схемы, которая уже почти прижилась в «Ювентусе», использовал его в центре поля – не совсем Чарли Робертс, но и не Герби Робертс. Он отходил назад, когда другая команда владела мячом, и опекал центрального нападающего соперника, но выдвигался вперед и становился частью атакующей оси, когда мяч был у его команды. Хотя он и не был третьим защитником – Глэнвил в действительности говорит, что только в 1939-м, после выхода в свет статьи Бернардини, написанной им после ничейной игры команды Поццо с англичанами (2:2), проходившей в Милане, состоялось полноценное одобрение внедрения схемы W-M (система, как называл ее Поццо, в пику традиционному методо) в Италии – Монти играл глубже, чем традиционный центральный полузащитник, а два центральных нападающих оттягивались назад, чтобы помочь крайним атакующим полузащитникам. Таким образом, схема превращалась в 2–3–2–3, W-W.
Форма – это одно, а стиль – совсем другое, и Поццо, несмотря на все свои беспокойства, был, по существу дела, прагматиком. То, что у него была технически подготовленная команда, не подлежало сомнению, что они доказали, перед тем как Монти появился в сборной, выиграв у шотландцев 3:0 в 1931 году. «Они быстры, – писала «Corriere della Sera» о несчастных туристах, – атлетично подготовлены и кажутся весьма уверенными в ударах и игре головой, но в классическом варианте игры с передачами низом они выглядят как новички». Это было бы достаточно суровой критикой для любой команды, но для игроков, выросших в условиях прекрасных традиций искусных запутанных комбинаций, это звучало как проклятие.
Тогда великий центральный нападающий Джузеппе Меацца, который дебютировал в 1930-м, регулярно сравнивался с тореадором, в то время как популярная песня того времени утверждала, что «он забивал в ритме фокстрота». Тот натиск и чувство юмора, однако, скоро исчезли. Меацца оставался элегантным нападающим, и, хотя не было сомнений в мастерстве таких футболистов, как Сильвио Пиола, Раймундо Орси и Джино Колаусси, на первый план выходили физическая мощь и бойцовские качества. «На десятом году эпохи фашизма, – гласила статья в «Lo Stadia» в 1932 году, – молодежь созрела для сражения, и для борьбы, и непосредственно для игры; храбрость, выдержка, гладиаторская гордость – вот те избранные чувства, которые нельзя отбросить».
Поццо также был одним из первых, кто применил персональную опеку: знак того, что футбол стал не просто игрой команды, которая играет в собственном стиле, – теперь она еще и препятствовала сопернику делать то же самое. В товарищеском матче против испанцев в Бильбао в 1931-м, например, Ренато Чезарини опекал Игнасио Агирресабалу исходя из следующих соображений: «Если смогу отрезать «голову», думающую за одиннадцать оппонентов, вся система рухнет».
Это вызвало озабоченность среди сторонников чистоты игры, но действительно всерьез задавать вопросы по поводу этичного поведения Италии под руководством Поццо следовало после чемпионата мира 1934 года. Сыграв годом ранее вничью 1:1 с Англией, которая упорно продолжала свою изоляционную политику, Италия, выступая дома, тоже должна была числиться среди фаворитов. Особенно учитывая, что «Вундертим» миновала свой пик. Пессимизм Майзля казался обоснованным, когда он жаловался на отсутствие Рудольфа Хидена, основного вратаря, и игроков, истощенных зарубежными турне в своих клубах, однако он также утверждал, очевидно восприняв критику англичан о том, что его команде не хватает силы, что, если бы ему удалось позаимствовать у «Арсенала» его центрального нападающего Клиффа Бастина, они могли бы добиться победы.
Италия и Австрия, Поццо и Майзль, встретились в полуфинале, однако еще до этого турнир уже начал приобретать сомнительную репутацию. Австрия отнюдь не была такой уж невинной, оказавшись замешанной в драку в четвертьфинале против Венгрии, но именно ничья 1:1 между Италией и Испанией на этой же стадии турнира ознаменовала погружение мирового первенства в пучину насилия. Монти, со всем его мастерством, был достаточно подготовлен, чтобы не отказывать себе в различных грязных трюках. Рикардо Самора, испанский вратарь, так часто подвергался ударам, что был не в состоянии сыграть в переигровке на следующий день. Различные источники приводят противоречивые данные касательно того, три или четыре испанских игрока были вынуждены покинуть поле вследствие травм, но, как бы то ни было, расстроенная Испания выбыла из турнира после того, как удар головой Меаццы принес победу итальянцам (1:0).
Предвкушаемое столкновение стилей в полуфинале оказалось скверным фельетоном. Монти полностью выключил Синделара из игры, Австрия не нанесла ни одного удара по воротам в первые сорок минут игры, а Италия выиграла благодаря единственному голу – Меацца просто продрался сквозь сменщика Хидена, Питера Платцера, и Энрике Гуаита, еще один ориундо, просто затолкал мяч за линию ворот. Чехословакии, прошедшей Германию в другом полуфинале, выпала участь защитить честь дунайской школы. Порой им удавалось привести итальянцев в замешательство, и на семьдесят шестой минуте они вышли вперед благодаря голу Антонина Пуча. Франтишек Свобода попал в штангу, а Иржи Соботка упустил еще один прекрасный шанс за восемь минут до конца основного времени. Орси забил в конце матча причудливым крученым ударом мимо Франтишека Планички. Семь минут спустя после начала дополнительного времени хромающий Меацца отдал передачу справа, Гуаита продолжил комбинацию и Анджело Скьявио, позднее говоривший, что его вела «сила отчаяния», забил победный мяч. Италия Муссолини добыла столь желанную победу, но все-таки сила этого желания и методы, которые использовались для достижения этой цели, оставляют горький привкус. «В большинстве стран тот чемпионат мира назвали спортивным фиаско, – говорит бельгийский судья Джон Лангенус, – потому что, помимо желания победить, все другие спортивные соображения не принимались во внимание и потому, кроме всего прочего, что определенный настрой витал в воздухе на протяжении всего чемпионата».