Революция полов, или Тайная миссия Клары Цеткин
Шрифт:
Соня, еще учась на 2-м курсе юрфака, была приглашена на беседу с уполномоченным оперативных органов, впрочем, — как и все остальные студенты юрфака. Надо сказать, в советское время 95 % студентов юридического факультета подвергались подобным «приглашениям» и приходили на встречи, где вербовались для работы на органы . Почему не 100 %, спросите вы? Все правильно, согласно психологии «человека советской формации », 5 % сами, добровольно предлагали органам свои услуги.
Соня, считавшая себя весьма привлекательной и даже неотразимой, ничуть не испугавшись предложения, кокетливо
МВД, и с детских лет ей внушила, насколько важны знания в юриспруденции, важнее которых нет на свете, и какую ответственность она берет на себя, желая стать юристом. Кто-кто, а мать, прошедшая в молодости школу садистских методов, освоенных ею в 30—40-е годы во время работы, умела казаться безоговорочно правой. Помня все это, Соня тут же дала согласие на сотрудничество. И она так старалась за время учебы оправдать доверие , что по окончании вуза ей и было оказано высокое доверие: молодую женщину направили в один из архивов, связанных с судьбами и историями людей.
Мать Сони прекрасно знала, какая ответственная работа поручена ее дочери, и каким путем приходят в архив. Но главное: какую личную выгоду можно извлечь из этой рутинной на первый взгляд работы. И вскоре Соня уже не только с подсказки матери, но и сама понимала, как важно знать свое окружение. Она настойчиво и кропотливо рылась в старых документах, изучая досье практически на каждого, кто так или иначе был причастен к ее жизни. Исключением не стал и отец их двоих малолетних детей Борис.
Однажды Соня обнаружила актовые записи о семье мужа, давно упокоившихся его отце и матери. К актовым записям прилагались документы, в которых скупо освещались многие тайные факты, спрятанные от глаз посторонних. Об отце говорилось, что, будучи красноармейцем, он погиб в конце 1943 года. Происходил из простых рабочих, но в одном месте в бумагах было записано, что дед его был зажиточным крестьянином. А это уже компромат: кулак или мироед, — как говорил основатель компартии и советского государства Ульянов-Бланк-Ленин, — был врагом советской власти. Эта информация показалась Соне малоинтересной. Однако, что касается сведений о свекрови, то они сразу привлекли ее внимание.
В 1933 году мать Бориса, тогда еще совсем юная девушка Валя, только что закончившая рабфак и ставшая комсомолкой, была направлена учетчиком в «Заготзерно». 30-е годы XX века — голодные годы упадка и бездолья; с продуктами было столь тяжело, что в некоторых регионах некогда богатой и привольной России и Украины впервые за всю историю их существования появилось… людоедство. Тот, 1933-й оказался не легче предыдущих. В семье комсомолки-учетчицы особо тяжко переносила голод бабушка по линии отца. Уж она-то, прожившая большую часть долгой жизни в сытости и благополучии как подданная Российской империи, хорошо знала цену советской власти и ее дешевым лозунгам. Однако, страшась репрессий, ради спокойствия близких, молчала, изнемогая и угасая на бескормице. Сердце юной Валентины не выдержало, она набрала маленький мешочек пшеницы, собираясь сделать кутью и порадовать старушку.
Но на проходной девушку задержали. Она так и не узнала, что ее «заложил» напарник Колька, которому она отказала в дружбе и близких отношениях. Между прочим,
В тот же год умерла бабушка, а через несколько лет, в 1941-м, в канун войны тяжело заболела ее мать, так больше и не поднявшись на ноги. Но за это время Валя вышла замуж и родила дочь, которая умрет в 1943-й, тяжелый год военного лихолетья.
Городок, в котором она оказалась, эвакуировавшись после призыва мужа в армию, не был захвачен немцами. Там, в эвакуации, в 1942 году Валя родила Бориса. Как и всем труженицам, ей приходилось работать по 16–17 часов в сутки, так что на кормление ребенка бригадирша давала только по пять минут. И пока Валя была на работе, с мальчиком большей частью оставалась старшая дочь, также невеличка, приносившая младенца на кормление, а то, бывало, он и оставался подле станка.
Утомленная женщина дважды проспала подъем, что было зафиксировано в доносах. Как-то после смены она не смогла проснуться, и не выбежала тушить зажигалки, сброшенные немецкими самолетами. И это также нашло отражение в приложениях к актовой записи.
Того пайка, который получала Валентина, не хватало на троих; дочь чахла на глазах, превращаясь в тень с глубоко сидящими, потухающими глазенками. И физический уход из жизни был, в конце концов, избавлением от нечеловеческих ужасов, окружавших ребенка.
Не менее трудными были для Вали и послевоенные годы. Что также отражено в документах к актовой записи. Она знала, что ее муж погиб, и в 1949 году сошлась с фронтовиком, лишившимся обеих рук. Вскоре молодая женщина забеременела, но младенец родился мертвым. Василий — так звали нового мужа — все чаще после этого стал пить, и его нередко находили валявшегося в грязи около местной чайной. Валя приходила за ним, молча тащила домой, умывала, обстирывала, но калека не мог продержаться больше трех дней, и вновь уходил в жуткий и безысходный запой.
В очередной раз придя в поздний час к питейному заведению и окинув отрешенным взглядом тело мужа, лежащего на земле, она устало подняла его и, таща домой, понимала, что является объектом привычно наблюдающих за ней с презрительной горечью соседей. Притащив и положив Василия на пол в прихожей, она набрала в таз воды, и, приступая к туалету, вдруг поняла, что моет холодное, коченеющее тело. Возможно, он даже умер не вот-вот сейчас, а часа два или три назад, и она тащила домой мертвеца… Как в тумане Валентина сорвала остатки мужниной одежды, обмыла, а после нарядила в чистый дешевый костюм, горько и тягуче подвывая при этом грустные, однообразные ноты.
После всех этих событий, нагроможденных одно на одно, сердце женщины словно замерло, казалось, никакие эмоции больше не способны ее преобразить, позвать к жизни, исполненной пусть тихой и меланхоличной, но радости. Она жила и действовала, будто на автомате. Все, чего Валентине хотелось от жизни, — это чтобы ее сын, ее любимый и единственный мальчик поступил в институт и получил высшее образование. Когда в 10-м классе Боря сказал матери, что будет поступать в МГУ, та всполошилось: ведь это же университет, все знают, что туда поступают только дети начальства…