Рейд
Шрифт:
Меня будит Яневич. И бледно улыбается:
– Спим на посту?
Естественно. Все уже неделями с постов не уходят.
– Боюсь, что уже и койку не найду. Чужая территория. Что случилось?
– Корвет изменил курс. Максимальное сближение – пятьдесят пять тысяч километров. Командир считает, что это плохо.
– О Господи! Что мы им сделали?
Он усмехается:
– Может быть, те парни в Ратгебере тоже так говорили.
– Ага.
– Надо думать, эта посудина стоит под первым номером в их черном
– В смысле?
– Стиль его такой. С большой злоетыо.
– Хмм. Как там Никастро?
– Сделал еще одну ходку.
Я пробегаю пальцами по клавишам, направляю камеру туда, где Ханаан. Большой спектакль еще дымится.
– И как?
– Старик что-нибудь придумает.
Брось, Стив. Думай сам. Ты уже большой. В следующий раз ты сам будешь Стариком.
Подходит командир. Он снова полинял.
– Настоящая небесная феерия, правда? Бер-берян говорит, что корвет ведет себя как подбитый. Канцонери с ним согласен. Гипер-генера-торы и связь не работают. Ракет нет. А то бы они нам вцепились в холку. Эта станция слишком известна.
– Думаешь, они оставят нас в покое?
– Мы выглядим слишком легкой добычей.
– Через пять минут корвет будет в оптимальной конфигурации для выстрела, командир, – докладывает Берберян.
– Очень хорошо.
Старик идет навестить сначала Уэстхауза, потом Канцонери.
– По местам!
Мы и так по местам. Командир обращается ко мне:
– Никастро обратно внутрь.
Яневич заглядывает Тродаалу через плечо. Радист начал заносить переговоры в бортовой журнал. Старпом выбирает какие-то из копий и приносит их ко мне. Читать эти цифры – как раскрашивать картинку по номерам. Постепенно она вырисовывается.
Эскадрильям, атаковавшим тот конвой, сопутствовал успех. И двум другим, которые ударили вслед за первыми тремя, – тоже. Среди бумаг оказалась одна особенно интересная.
– Командир, «Восьмой шар» опять это сделал.
– Как так?
Похоже, он лишь слегка заинтересовался.
– Притащил домой очередные шесть звезд, две красные и четыре белые.
Это означает, что ему удалось подбить два боевых и четыре 1'рузовых борта.
– Хмм. Хендерсон дело знает.
Недалеко от Внутренних Миров они пытаются сделать нечто совершенно из ряда вон. Второй флот совершает налет на систему Томпсона. Тяжелые корабли остаются позади, охраняют флотилию кораблей-носителей, танкеров и тендеров, с которых спрыгивают клай-меры. Они даже боезапас возобновляют в космосе. Интересно.
Хотелось бы знать, останется ли у нас хоть один клаймер, когда осядет пыль.
Никастро на борту.
– Давай на место, сержант. Похоже, у нас неприятности.
Я смотрю, как он перетаскивает последний ящик с рационами.
Черт возьми, а мне куда лучше. Потрясающе, как несколько ящиков могут поднять человеку боевой дух.
– Приближается к оптимуму, командир, – говорит Берберян.
– Очень хорошо.
– Он у люка, командир.
– Мистер Вейрес, заберите Никастро внутрь.
– О черт! – рычит Берберян. – Командир, нас надули. Пуск ракет. Четыре штуки.
– Рассчитать скорость. Время подлета, Канцонери!
– Есть, сэр!
– Передать астрогаторам.
Уэстхауз оглядывает отсек. Мы встречается взглядами. Он улыбается и возвращается к работе.
Через аквариум несутся четыре красные звездочки. При ускорении в сто g они доберутся быстро.
– Никастро внутри, – объявляет Вейрес.
– Готовы, мистер Уэстхауз?
– Готов, командир!
– Инженерный отсек! Переход на аннигиляцию!
– Есть переход на аннигиляцию!
Мы собираемся в клайминг?… Хорошо. Они признались, что у них есть АВ. Но много ли это нам даст?
Канцонери закончил расчеты.
– Подлет ракет через тридцать секунд.
Куда девается время?
– Мы сможем, мистер Уэстхауз?
– Данных у меня достаточно, сэр. Только если они не перейдут в гипер.
– Об этом они, пожалуй, не врали. Такие аномалии двигателя означают выход из строя гипергенераторов.
– Десять секунд, – говорит главный ком-пьютерщик. – Пять….
Завывает сирена. Я слышу «три» и «два», и мы уходим в клайминг.
Через шесть минут мы возвращаемся обратно. Корвет так близко, что, когда камера пушки его захватывает, он занимает весь экран. Через разделяющее пространство летят извилины молний. На таком расстоянии не важно, есть ли у них защитный экран.
Старик смеется:
– Мы тебе тоже соврали, охотник. Оставался у нас АВ.
В борту корвета появляются красные разрезы. Один, около носа, выпирает и лопается. Сквозь пролом хлещет ливень барахла.
Тревога. Снова в мир привидений. Рядом со мной командир.
– Давай в оружейный, мой мальчик. Теперь у нас ничего не осталось, кроме твоей игрушки. У Ито излучатели должны остыть. Целься в двигатели. Давай! Шевелись!
Протискиваясь в люк оружейного отсека, я слышу его спор с Уэстхаузом. Вроде бы Уэстхауз хочет драпать, пока еще есть запас для клайминга.
Я оказываюсь в кресле у пульта моей пушки. Пиньяц ее уже разогрел. Плывут данные о цели. Сбрасываю предохранители, осматриваюсь. Не нервничает только Пиньяц. Я переключаюсь на ручное управление. Сделаю все сам.
Тревога.
Черт побери! Я не готов!
Вон он. Судя по звездам, мы зашли с другого борта. Нацеливаюсь в центр корабля. Стреляю и пытаюсь перенацелиться ближе к корме. Дырочки в крыльях мотылька.
– Слишком высоко! – кричу я. – Надо под крыло!
Из корвета выхлестывает луч. Проходит между кэном и тором, корабль качается. Опора пылает и разваливается на куски. Я бью в основание луча.
– Вниз, черт побери!
Мы движемся, но слишком медленно.
Это безумие. Два питбуля с переломанными хребтами пытаются вцепиться друг другу в глотки.