Рейс в одну сторону
Шрифт:
Штукк ушел, оставив Трясогузова наедине с тяжкими мыслями. Он сидел, не двигаясь в своем кресле. Неизвестно, сколько прошло времени, но, после того, как ушел Штукк, Трясогузов вдруг тихо засмеялся, а потом заорал, как от дикой боли, и шарахнул кулаком по столу с такой силой, что снова, как и десять лет назад, с дальнего конца длинной столешницы упал телефон. На этот раз красный увесистый аппарат ударился об пол наборным диском, отчего тот разлетелся на маленькие кусочки, блеснув, напоследок, в свете неоновых ламп, пластиковыми осколками. Толстяк без всякого сожаления посмотрел на телефон и, чертыхнувшись, развернул кресло, направляясь к открытой двери.
Вот и сейчас, глядя в недра полупустого чемодана, он вновь задумался об оружии, как единственном средстве решить все проблемы разом. Не сказать, что это была идея фикс, скорее подобное решение являлось необходимым, жизненно важным пунктом, который с этой жизнью бы и покончил, если бы сложились "подходящие" обстоятельства. Сейчас, похоже, все обстоятельства так и складывались, только, как без пистолета решить уйму задач, свалившихся вдруг на его голову, Альфред не представлял.
Он закрыл лицо руками и всхлипнул. Второй раз за десять лет, когда случилось первое, в "его смену" ЧП, он почувствовал себя слабым и неспособным справиться со своим состоянием. Его опять трясло, как тогда, и ему снова понадобилось выпить валидола, припрятанного на дне чемодана, на всякий случай.
– Ох уж эти мне случаи, - сказал он вслух, рассасывая круглую желатиновую капсулу спасительного лекарства.
Когда прозрачный шарик выдал ему порцию, щиплющего язык, валидола, он тут же забросил в рот второй, и, отставив чемодан в сторону, повернулся к мониторам. То, что предстало его глазам, было, по истине, грандиозным: все камеры были отключены. Сплошная рябь на мониторах была теперь единственной "картинкой", которую Трясогузов видел довольно редко, когда, например, меняли старые камеры на новые, или когда ловили диверсантов, напавших с моря и расстрелявших из снайперских винтовок "глаза" островитян...
Альфред пощелкал кнопками, в надежде, что хоть одна камера "оживёт" и покажет что-нибудь, вместо серых помех, но тщетно - ни одна не хотела подчиниться нервным пальцам толстяка, какими бы тумблерами они ни щелкали и с какой бы силой не нажимали на проклятые кнопки. Он вновь ударил по столу, как и там, в переговорной. На этот раз упал поднос с остатками еды.
В дверь громко постучали. Толстяк обернулся и крикнул:
– Да!
Королев спал, как младенец. Будильника он не ставил - не знал, в котором часу начинается рабочий день на этом объекте, да и неплохо бы сделать себе выходной. Соседи по комнате уже встали и заправили кровати. Некоторые спешили в туалет, другие столпились небольшой группкой около двери, ожидая, когда она откроется.
Петрович, разбуженный негромкими разговорами в комнате, легко приподнялся на кровати, встал на отдохнувшие ноги и, сказав в воздух "доброе утро", стал одеваться.
Через пятнадцать минут после общего подъема, дверь открылась, и в проеме показался "Наумочкин". Он вошел в комнату, пропуская тех, кто торопился выйти наружу, и как-то сразу оказался около кровати Королева. Петрович не мог себе объяснить этого феномена, несмотря на то, что голова с утра была легкая, самочувствие отличное, и с глазами тоже всё в порядке. Очевидно, сказывались последствия вчерашнего стресса, когда он еле-еле выбрался из той кровавой каши, что заварилась на Фаяле.
– Добрый день, - сказал "Наумочкин", блеснув очками.
– Как спалось?
– Нормально, - ответил Петрович, чувствуя, что ситуация повторяется один в один, как будто его преследовало дежавю, и он, оказавшись в прошлом, теперь заново проживает самый первый свой рабочий день на том самом объекте, где сейчас расхаживали монстры.
– Прекрасно, - сказал "Наумочкин", - тогда начнем, пожалуй. Ваши данные сохранились во внутренней сети компании, и рабочее место по-прежнему закреплено за табельным номером 3424, то есть, за вами, только работать вы будете не в паре, как там, на Фаяле, а в "четверке", учитывая обстоятельства, с которыми нам пришлось столкнуться на первом объекте.
– Что это значит, не понял вас?
– Это значит, что теперь вы будете ненавязчиво приглядывать друг за другом, и нам удастся избежать фаяловских эксцессов.
– А, теперь ясно, - ответил Петрович.
– Ну, вот и хорошо, - сказал "Наумочкин".
– Кстати, можете звать меня Валерием Николаевичем, или, если хотите коротко - боссом.
Петрович вопросительно на него посмотрел. Тот от души засмеялся:
– Да шучу я, господи боже! Просто зовите меня Валерием, и всё. Расслабьтесь, коллега - мы здесь в одной лодке. Такое ЧП, какое пережили вы, может случиться абсолютно на любом объекте, так что, спокойно работайте и будьте ко всему готовы. Если есть ко мне вопросы, задавайте их сейчас, а то рабочий день вот-вот начнется.
Петрович вытянул шею, поправляя воротник халата, которому давно требовалась стирка, и спросил:
<