Резерв высоты
Шрифт:
Враг был на расстоянии 200 метров. И вот уже один из танков, стремительно вырвавшись вперед, понесся прямо на окоп, где вместе с бойцами находился Сергей. Навстречу танку полетели пули, гранаты, но железная машина продолжала стремительно приближаться.
Послышались крики, ругательства, бойцы каждый по-своему изливали ненависть к захватчикам. До окопа оставалось менее ста метров, когда старший политрук перевалился через бруствер и со связкой гранат в руке пополз навстречу бронированной махине. Преодолевая страх, Сергей выглядывал из окопа, его захватила борьба человека с железным чудовищем.
Перед лицом старшего политрука
– Почему он не бросает?! - вырвалось у Сергея.
Никто не ответил. Старший политрук, извиваясь как уж, упрямо полз к танку. Оставалось метров двадцать.
– Бросай! - крикнул стоявший рядом с Сергеем старшина. - Раздавит он тебя сейчас! Бросай!
Сергей, забыв об опасности, высунулся из окопа. Никто не понимал, почему медлит старший политрук. Расстояние между ним и танком быстро уменьшалось.
– Полетела!.. - выдохнул старшина, будто освободившись от тяжелого груза, и в это мгновение Есин увидел взрыв и клубы черного дыма. Танк загорелся и замер.
Прогрохотали почти одновременно три выстрела сорокапяток, и снова два факела взметнулись к небу - загорелся еще один танк и бронетранспортер. Гитлеровцы, бежавшие за танками, мгновенно залегли. Успех окрылил обороняющихся. Еще несколько красноармейцев с гранатами поползли в сторону танков, и вскоре густо задымила, а потом воспламенилась еще одна машина, потом два бронетранспортера.
С криком "ура!" красноармейцы бросились в контратаку. Сергей, тоже крича "ура!", побежал за ними. Отбив первую атаку, горсточка бойцов во главе со старшим политруком возвратилась в окопы.
– Комиссар, зря под пули не лезь, - деловито заметил ему комбат. - У нас забот впереди еще много.
Старший политрук, весь под впечатлением совсем недавнего поединка с танком, сгоряча поспешил оправдать свои действия:
– А как же быть в этих условиях?
– Командовать надо, руководить, мы для этого поставлены. Не везде нужно самому лезть.
– Ну а если...
– Значит, грош нам с тобой, цена, если бойцы не будут выполнять наши команды!
– Я понимаю. Но так хотелось самому вцепиться в горло фашисту!
– Так-так! Спасибо за честное признание. Думаешь, мне этого не хочется? - спросил комбат и добавил строго: - Помни, что на войне у каждого свое место.
Противно и тоненько свистя, пролетела и взорвалась невдалеке мина. Не отрывая от глаз бинокля, капитан следил за возобновившейся атакой немцев, прикидывал расстояние.
– Огня без команды не открывать! - приказал он. Фашистские танки снова неслись к окопам.
– На скорости хотят проскочить, понятно, - произнес капитан. Осталось триста, двести пятьдесят метров, и только тогда зычным голосом капитан скомандовал:
– Сорокапяткам - огонь!
Почти в ту же секунду, как показалось Сергею, один за другим прогремели выстрелы, вспыхнули и заметались по полю два подбитых танка, оставляя за собой клубы черного дыма, но остальные продолжали двигаться вперед.
– ПТР - огонь! Сорокапяткам - огонь! - командовал капитан.
Раздались выстрелы противотанковых пушек и ружей, взметнулись вверх еще три очага пожара. Захлебнулась и вторая атака немцев. Но за ней через несколько минут последовала третья, четвертая... Батальон таял на глазах. Сергей обзавелся уже немецким автоматом и двумя гранатами. Бросив одну из них, чуть не
Несмотря на потери, гитлеровцы наступали и наступали на горстку оставшихся в живых храбрецов.
– Скорей бы ночь, - взглянув на небо и отирая со лба грязные капли пота, сказал комбат.
– Солнце уже заходит, - отозвался Сергей и, по привычке взглянув на часы, добавил: - Минут через сорок стемнеет.
– Не продержимся мы сорок минут. Боеприпасов у нас нет больше, - сказал комбат. - А немцы сейчас снова будут атаковать.
Сергей встретился с ним взглядом и понял, что действительно надвигается развязка. Гитлеровцы не заставили себя ждать. Уже хорошо виден их очередной строй: впереди два танка, потом пятерка бронетранспортеров, пехотинцы.
– Товарищ капитан, нужно стрелять, почему наши не стреляют? заволновался Сергей.
– Пушки и ПТР разбиты, у красноармейцев вряд ли осталось и по одному патрону. Вся надежда на штык, - ответил комбат.
Сергей оцепенел...
Немцы приближались.
– Танки и бронетранспортеры пропустить! На пехоту - в штыки! - громко крикнул комбат. Его команду передали по окопам. - Ну что, летчик, вот это и есть наш "последний и решительный", - негромкие слова комбата вывели Сергея из оцепенения.
Просвистели над головами пули, напомнили Есину - держись! Сергей уже различал отдельные детали немецких танков и бронетранспортеров. Оставалось тридцать, двадцать, десять, пять метров... Есин весь сжался и медленно опустился на дно окопа. Почти в то же мгновение над ним пронесся лязг гусениц. Кругом потемнело, и на Сергея обвалом посыпалась земля, все сильнее давя на него сверху. И не было сил не уступить этой тяжести, лишь инстинктивно он закрывал руками лицо...
3
С большой группой женщин Вика и Нина приехали в район, где возводились оборонительные сооружения. Тысячи людей были заняты земляными работами. Одни земли в сторону от обозначившегося уже противотанкового рва. Прямой линией он разрезал степное пространство и пропал где-то вдали, у горизонта. И может быть, от того, что подруги увидели наглядно это горе войны - оторванных от дома детей, от любимых и домашнего уюта женщин, надрывающихся на тяжелой мужской работе, Нина и Вика, пожалуй, впервые по-настоящему почувствовали, какая великая беда вошла в их собственную жизнь, в жизнь этих женщин, всей страны.
Подошел прораб, показал, где можно сложить сумки и авоськи, потом повел к сложенной неподалеку горе "орудий производства". Получив деревянные носилки и брезентовые рукавицы, Нина и Вика безропотно включились в четкий ритм общего труда, такого необходимого для защиты их родного города.
Работали долго. Комья свежевырытой земли час от часу становились все неподъемнее, ручки носилок, грубые и неудобные, уже к обеду натерли на ладонях кровавые мозоли. Ноги подкашивались от усталости, скользили по влажной земле, носилки чуть ли не до земли оттягивали руки, но Нина и Вика понимали, что и остальным женщинам не легче. Они терпеливо сносили боль, втайне мечтая лишь об одном - скорее бы приблизился вечер, скорее бы наступила спасительная темнота, когда можно будет свалиться на землю и дать себе отдых.