Резерв высоты

Скоморохов Николай Михайлович

–  Видел?

–  Нет, - сказали друг другу оба.

–  Значит, погиб, - произнес Ваня Гончаров и заплакал. Когда Богданов подошел к сержантам, они оба плакали, как малые дети, без конца пересказывая, как все было, ругая себя, что не сберегли командира.

–  Гончаров, кто сбил Фадеева?

Ваня толком не видел; но твердо ответил, что "мессершмиттов" не было.

–  Овечкин, что ты скажешь? - добивался чего-то конкретного Богданов.

–  Я получил команду атаковать левого ведомого, и я его поджег, потом атаковал следующего, - ответил Овечкин.

–  Поздравляю,

Овечкин! Сбитые вами с Фадеевым три бомбардировщика мы видели с земли, но что случилось с самим Фадеевым? Успел он выпрыгнуть?

–  Я видел разрушающийся самолет, но парашютиста не видел.

–  Фадеев что-нибудь сказал вам?

–  Нет.

Богданов понял, что Фадеев попал под огонь бомбардировщиков. Значит, погиб Анатолий. Комэск отошел в сторону, закурил. Потеряли три экипажа многовато для полка истребителей в одном бою. Жаль одинаково всех, но Фадеева особенно. Хороший был боец, мог бы стать отличным командиром. А ты, Богданов, не сумел уберечь его от беды.

Ночью на поиски Анатолия выехала небольшая группа во главе с воентехником второго ранга, техником звена Фадеева. Утром была послана еще одна группа в другой район. К вечеру нашли место падения бомбардировщиков. Местные жители передали поисковикам задержанных немецких летчиков, выбросившихся с парашютами. Самолет Фадеева как в воду канул. Богданов, принимая доклады о безрезультатных поисках, подумал: может быть, действительно он упал в Дон или в плавни, попробуй найди.

Три дня поисков ничего не дали, и командир полка приказал их прекратить. Вскоре последовала команда полку Давыдова перелететь на другой аэродром северо-западнее Ростова.

Сержанты, ведомые Фадеева, с тяжелым чувством покидали Батайский аэродром. К их боли добавилась и обида. Ехать им пришлось на видавшей виды полуторке - Богданов и комиссар полка отобрали у них самолеты.

Техник звена добился разрешения оставить в Батайске одного моториста для дальнейших поисков. Богданов понимал, что искать Фадеева бесполезно, слишком много доводов было за то, что он погиб, но отказать технику в просьбе не смог.

Глава VIII

1

Простившись с Фадеевым, Вика пошла на железнодорожную станцию, обдумывая по дороге, что нужно предпринять, чтобы скорее попасть на фронт. Она перебрала десятки вариантов, в которых могла бы проявить мужество и отвагу, готовность к любым испытаниям. Мысленно видела себя совершающей героический подвиг то в роли санитарки, то снайпера или автоматчика, израсходовавшего боеприпасы, бросающегося под танк с гранатой. Затем фантазия ее поднялась так высоко, что она оказалась за штурвалом самолета. Занятая этими размышлениями, Вика не заметила, как добралась до своего временного места жительства. Она обняла бабушку, сказала ей: "Я скоро приду" - и отправилась на поиски Тропининой.

Шура была сейчас единственной из прежних подруг, оставшихся в городе. После освобождения Ростова они виделись однажды и, не выясняя намерений друг друга на дальнейшее, разошлись по своим делам. На этот раз Вике не повезло, Тропининой дома не оказалось. Но утром, едва они с бабушкой успели позавтракать, в комнате появилась Шура.

–  Доброе утро! Ты у меня была вчера?

–  Да. Стучала,

стучала в дверь, никто не ответил. Потом смотрю, твоя мама вдет, на базар ходила. Сказала, что ты должна на днях возвратиться. Куда ты исчезла?

–  На заработки ходила, - засмеялась Шура. - Целую неделю рыла картошку в поле и на огородах у знакомых. Есть-то маме нечего.

–  А тебе, Шурочка?

–  Мне она не понадобится. Я думаю, мы с тобой подадимся в другое место. Мама сказала мне: "Тут был "смерч", искал тебя, судя по поведению - у него какая-то блажь в голове".

–  Ладно, пошли на улицу, - предложила Вика.

–  Зачем на холод-то пойдете? Говорите здесь. Я в ваши дела встревать не буду, - сказала с обидой Елизавета Петровна.

–  Спасибо, бабуся, но нам кое-куда нужно наведаться, - вежливо ответила Шура.

Подруги выскочили на улицу, осмотрелись и, не сговариваясь, пошли в сторону военкомата.

–  Шура, скажи, ты любишь Глеба?

Тропинина удивленно посмотрела на Вику и спросила:

–  Ты меня разыскала для того, чтобы узнать, люблю ли я Глеба?

–  Конечно же, нет. Просто я вспомнила, когда Фадеев появился перед Ниной - он такими завороженными глазами смотрел на нее! Я бы полжизни отдала за один этот взгляд!..

–  Не разбрасывайся такими ломтями, жизнь-то у тебя одна.

–  Но это так здорово!

–  Хватит о любви, - остановила подругу Шура давай о деле. Что ты надумала?

–  Воевать! Для этого и идем сейчас в военкомат, там мне обещали помочь.

–  Если так, пойдем!

–  Здравствуйте, подружки, - приветливо встретила их Эльза. - Ну что, Вика? Не передумала?

–  Нет, - решительно ответила она, - даже подругу привела с собой.

Эльза встала из-за стола, одернула гимнастерку и энергичной, красивой походкой направилась к двери кабинета военкома.

Через несколько минут оттуда вышел подтянутый, с седеющими на висках волосами подполковник.

–  Ну и что вы собираетесь делать на фронте? - спросил он подруг.

–  Все, что прикажут, - ответила Вика.

–  Я умею стрелять. Я "ворошиловский стрелок", - резким от волнения голосом произнесла Тропинина.

–  Это уже дело! - одобрительно сказал подполковник, переводя взгляд на Шуру.

Последовали и другие вопросы. Подруги отвечали охотно, искренне, просили и настаивали, чтобы их сразу же послали на самую передовую.

–  Значит, на передовую? Похвально. Подумаем, - сдержанно ответил подполковник.

Действительно, через несколько дней Эльза принесла девушкам предписание явиться на пункт сбора.

Это известие вызвало у них бурную радость, тихую скорбь у матери Шуры и суровую угрюмость у Елизаветы Петровны.

На вокзале Вика выслушала много упреков от Шуриной мамы. Елизавета Петровна держалась мужественно. Оставаясь совершенно одна, она ни словом не упрекнула внучку, только все наказывала беречь себя и смотреть, чтобы не промокли ноги, теплее укрываться на ночь, не лезть на рожон и обязательно почаще присылать письма. Когда паровоз дал свисток и, раздувая пары, потащил за собой вагоны, многие женщины, провожавшие дочерей на войну, не в силах были сдержать рыдания.