Режиссер. Дилогия
Шрифт:
— Разрешите представиться, Оскар Рабин, — видя, что я никак не реагирую на объявленное имя, товарищ сморщил своё лицо и продолжил, — Я был в историческом, на вашей выставке. Что я могу сказать? Плагиат в чистом виде, ещё и под советским соусом. И знаете, ваши плакаты никогда не купят на западе.
Что за наезд — я так и не понял. Кто такой Рабин — вспомнить не удалось, хотя что-то крутилось в голове.
— Я не совсем понял, причём здесь мои работы совместно с Сергеем Самсоновым, и власть? Что касается плагиата, то я не скрываю заимствования из пин-апа. Недавно мы давали большое интервью, и там честно рассказали,
— Да, — вдруг выкликнула Басилова, я обратил внимание, что все присутствующие слушают только нас, — Алексей с соавтором недавно дал интервью нашей Светочке. Она рассказывала, что это нечто! И мальчики действительно ничего не скрывали.
— О, Светочка! — притворно закатил глаза один из молодых людей, — Когда же она посетит сию скромную обитель?
— Ты же знаешь, Володя, что наша принцесса ходит только в сопровождении жуткого чудища по имени Николя, — под смех мужчин и осуждающий взгляд Алёны, произнёс её молодой человек.
Я бы тоже не отпустил Зою в эту специфическую компанию. Так что Николая понимаю и полностью поддерживаю. Хотя сомневаюсь, что кто-то из присутствующих способен охмурить товарища Капитонову. Это скорее она всех здесь заставит ходить строем и выполнять любую её команду. Когда смех прекратился, Рабин продолжил.
— Здесь присутствует Толя Зверев, — Оскар кивнул на неряшливого мужичка, который жадно поглощал принесённое мною вино, — Его работы выставляются в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и многих городах мира, где пользуются большим спросом. А в своей стране ему разрешили принять участие лишь в студенческой выставке почти десять лет назад. Потому и спрашиваю, как вам удалось из ниоткуда пробиться в главный зал Москвы?
— Вы никогда не задумывались, Оскар, что искусство может носить просветительский характер? — Отвечаю собеседнику, — Не радовать глаз кучки якобы ценителей, которые и стараются создать мнение, какие картины сейчас наиболее популярны, а быть понятным для всех. Пикассо и прочих Кандинских могут покупать на аукционах за миллионы. Но простой народ будет наслаждаться Боттичелли, Микеланджело, Рубенсом или Саврасовым. Потому что они им понятны. И людей сложно заставить поверить, что вот эта хрен поймёшь какая мазня — искусство.
Делаю глоток вина и понимаю, что народ слушает, но настроен против. Только Алёна загадочно улыбается. Я тем временем продолжаю.
— Основной посыл наших работ — это социальная тематика. Агит плакаты для того и нужны. Мы подняли вопрос борьбы с пьянством и некоторыми нездоровыми явлениями советского общества. Наверное, поэтому и государство быстро отреагировало на этот посыл, так как это важно для него. Не для группы лиц, пытающихся доказать, что их творчество необходимо публике, нужно той это или нет. А для простых людей, часть которых наши работы могут спасти от разного рода глупостей. Что касается успеха на западе, — поднимаю руку, не дав Рабину возразить, — То мои оригинальные календари сейчас с успехом продаются в Европе. Не в двух-трёх галереях для зажравшихся буржуев и прочей декаданствующей сволочи. Их массово покупают простые люди, которым нравится посыл, изображённый на фотографиях. И это успех, который я собираюсь развивать, так как идей у меня хватает.
Народ зашумел после того, как я закончил свою речь. И не сказать, что особо полыхал негативом. А вот товарищ Оскар ожог меня неприятным взглядом.
— То есть, по-вашему, остальные области живописи не имеют права на существование? — не сдавался настырный Рабин.
— Кто я такой, чтобы рассуждать о таких глобальных вопросах? Если речь идёт о нашей стране, то могу дать вам совет, — увидев кивок собеседника, продолжаю, — Никто не мешает художникам иметь свои студии. Как вариант, несколько единомышленников могут объединиться в артель, я просто незнаком с законами в этой сфере. Вместо того, чтобы устраивать подпольные выставки и продавать картины иностранцам, вы можете стать их официальным администратором.
Вспомнил я про этого кренделя. Типа непризнанного гения и светоча авангардизма, или чего он там писал. Товарищ как раз меня перебил.
— И какой в этом смысл?
— Выйдете на Минкульт, Внешторг или иные организации, — а вот теперь Рабин был точно растерян, — И продавайте свои работы за границу. Если вы говорите, что художника хорошо встречает западная публика, так почему на этом не заработать? Стране очень необходимая валюта. Вам — почёт, награды и прочие плюшки. Только нужно жопой шевелить, а не жаловаться на весь мир и заниматься эпатажем. Или, может, вопрос в том, что на западе интересен художник, притесняемый властью?
Упомянутый Зверев всхлипнул и чуть не подавился очередным бокалом вина, которое он уничтожал с завидной скоростью. Остальной народ загудел явно неодобрительно. Понятно, что многие считают себя этакими неформалами. Рабина это точно не касается, у него есть явный коммерческий интерес.
— А я вот не хочу, чтобы мои стихи печатали в советских изданиях! Мы сами распространяем их для публики! — пафосно воскликнул Губанов, тот самый возлюбленный Басиловой.
— Очень зря, Леонид, — отвечаю поэту, — Писать и декларировать стихи для небольшой кучки восторженных почитателей — это путь в никуда. Как вы можете быть уверенными, что пишете что-то действительно стоящее, если о вас знает пара сотен человек? Да и зачем лишний раз связываться с самиздатом?
Здесь разгорелся самый настоящий спор. Местный народ, чьё объединение недавно закрыли, неслабо так лез в политику. Вплоть до того, что устраивал акции протеста и небольшие демонстрации. Я, честно говоря, малость выпал в осадок. Раньше думал, что первые массовые акции начали после экскурсионной поездки советской армии в Прагу. Ан, нет. Какие здесь, оказывается, гуманные власти. Думаю, в Москве моего времени подобные демонстранты штрафом бы не отделались.
У прежнего Лёхи в этом плане особой информации не было. Человек жил как обычный гражданин, стараясь не лезть во всякие неприятности.
— Какой у вас интересный гость, Алёна, — произнёс новый персонаж.
Я так понял, не все гости вернулись с кухни, и парочка заседала там, пропустив нашу эмоциональную беседу. Молодого плечистого парня я не знал, а вот стоящего за ним невысокого лысоватого мужчину недавно видел в кино. В прошлой жизни я тоже просмотрел много фильмов с его участием. Евстигнеев оттеснил молодого и задал вопрос.
— Вы считаете, что искусство должно быть именно массовым? А как быть с разного рода параллельными течениями? Тот же нуар или неореализм, в котором вы, кстати, сняли фильм. Я его смотрел и должен сказать, что был впечатлён.