Режиссерские уроки К. С. Станиславского
Шрифт:
Месяца за два до окончания сезона в 1925 году выяснилось, что Художественный театр едет в большую гастрольную поездку в Киев, Одессу и Тбилиси, но молодежь, пришедшая осенью 1924 года в театр, в гастрольных спектаклях не будет занята.
Таким образом, для нас летний перерыв получался довольно большой — три-четыре месяца, просуществовать которые молодым актерам без театра было бы нелегко.
Как всегда в таких трудных случаях, мы обратились к В. В. Лужскому.
— А вы поезжайте тоже в летнюю поездку, — посоветовал нам Лужский. — Сделайте несложное оформление к почти готовому у вас «Льву Гурычу Синичкину» [34] , составьте спектакль из горьковских рассказов и возьмите с собой хорошо
34
Старинный русский водевиль Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин» мы начали готовить еще в бытность нашу в школе театра-студии имени Е. Б. Вахтангова зимой 1924 года. После показа Константину Сергеевичу «Битвы жизни» и работы с ним над этой пьесой мы вновь возобновили самостоятельные репетиции по «Льву Гурычу». Отдельные акты зимой 1924/25 года показывали В. В. Лужскому, весьма одобрительно относившемуся к этой работе, иногда занимавшемуся с нами отдельными сценами из этого водевиля.
С радостью воспользовались мы таким чудесным советом. М. Н. Кедров, тогда также начинающий актер и любитель-художник, сделал легкие, остроумные декорации к «Льву Гурычу Синичкину» и сам играл в нем иногда Налимова, помощника режиссера. Мы инсценировали «Мальву» М. Горького, соединив ее с «Челкашом». На это мы получили от Алексея Максимовича с Капри все через того же В. В. Лужского письменное разрешение. Вместе с «Мальвой» шел у нас и рассказ-инсценировка М. Горького «Страсти-мордасти». В нем замечательно играли В. Д. Бендина и А. А. Монахова. Впоследствии эта сцена вошла в спектакль МХАТ «В людях» М. Горького.
Таким образом, у «молодой группы МХАТ», как назвал нас Василий Васильевич, в репертуаре к маю 1925 года появились три полных спектакля. Дирекция МХАТ дала нам некоторую сумму «подъемных» денег, послала в качестве передового организатора спектаклей С. А. Бутюгина, и мы гастролировали как любой «взрослый» театр в Нижнем-Новгороде, Казани, Самаре, Саратове, Царицыне, Новочеркасске и Таганроге.
Много надо было иметь любви и доверия к молодежи, чтобы разрешить такую поездку с «маркой» МХАТ на афишах под ответственность молодого режиссера, каковым являлся в то время автор этих строк. Но вместе со мной ответственность делил весь наш коллектив, и как мы были признательны за это доверие Константину Сергеевичу и Владимиру Ивановичу, как высоко ценили мы любовь к молодежи В. В. Лужского, который нам организовал всю поездку!
В старых русских поволжских городах была своя большая театральная культура. О Московском Художественном театре здесь хорошо знали и от тех, кто ездил в Москву, и по газетным и журнальным статьям. И вдруг афиша: «Молодая группа артистов Московского Художественного театра». И ни одного известного имени: ни Станиславского, ни Качалова, ни Книппер-Чеховой, ни Москвина, ни Леонидова. И спектакли, о которых ничего не было слышно.
Поэтому в каждом городе нам приходилось преодолевать вполне законное недоверие к нам. Однако, если наши первые спектакли, как правило, начинались в полупустом зале, то кончались «битковыми» сборами. Особенно отмечалась игра тех членов нашего молодого коллектива, кто стал впоследствии украшением сцены МХАТ. А. Н. Грибов, М. Н. Кедров, А. О. Степанова, В. Д. Бендина, В. А. Орлов, С. К. Блинников и в те далекие годы получили высокую оценку своих дарований.
А какая чудесная товарищеская дисциплина связывала всех нас! Мы делали все сами: ставили декорации, гладили и чинили костюмы, гримировались и вели спектакли. Наши прекрасные и великие учителя К. С. Станиславский, Вл. И. Немирович-Данченко учили молодежь МХАТ с первых лет самостоятельной жизни отвечать за себя, за честь того театра, к которому она принадлежала.
Осенью 1925 года, когда уже в МХАТ начался сезон, отчитавшись перед К. С. Станиславским в наших «гастролях» на словах, мы просили у него разрешения показаться ему и «на деле». Наибольший успех у нас в поездке имел «Лев Гурыч Синичкин», и мы хотели, чтобы Константин Сергеевич пришел посмотреть эту работу.
Он разрешил нам показать ее на публике закрытым утренним спектаклем, сказав:
— Какой же может быть водевиль без зрителя? Сколько мудрости было в этих простых словах!
Ведь он нам и прежде часто говорил:
— Половину спектакля делает зритель. Если он принял его — это живая вода, от которой зацветут самые, казалось бы, безнадежные места в спектакле, от которой заблестят самые средние актерские дарования. Если же зритель спектакля не принял, то никакие похвалы «пап и мам», близких театру лиц, случайные статьи в прессе и хвалебные гимны ему внутри театра не спасут его. Они отсрочат его увядание, но больше двадцати-тридцати раз он в репертуаре не удержится. Не торопите нарочно, по заказу выпуск спектакля, но и не бойтесь зрителя, не стремитесь «отделать» спектакль так, чтобы на следующий день ни актеру, ни режиссеру ничего не оставалось сделать в их работе над спектаклем и ролью. Спектаклю всегда не хватает два-три дня. Но если он правильно задуман и стоит на правильном пути, то одна встреча со зрителями заменит ему пять репетиций. По-настоящему спектакль должен «дозревать» на зрителе. А в полную силу он входит через пятнадцать-двадцать раз. Как раз тогда, когда «выношенный», укутанный чересчур тепло в вату излишних репетиций и забот, спектакль начинает вянуть, не имея чем питаться изнутри, исчерпав запас «благожелателей» в зрительном зале и в прессе.
Мы сыграли «Льва Гурыча Синичкина» днем 13 октября 1925 года при полном зрительном зале, в присутствии К. С. Станиславского, В. В. Лужского и многих артистов МХАТ.
Успех у нас был вполне хороший, хотя от волнения мы играли, конечно, хуже, чем летом.
После спектакля Константин Сергеевич сказал нам:
— Хороший спектакль, хорошо сыграли. Храбро, весело, талантливо! Молодцы! Я очень рад, что посмотрел его, так как со многими из вас познакомился еще ближе.
Обращаясь к В. А. Орлову, игравшему писателя Борзикова, он заметил:
— В вас много юмора, и вы очень хорошо берете характерность. Не ожидал и от вас такой острой характерности и такого владения формой, — это относилось к А. О. Степановой, игравшей пожилую актрису Сурмилову. С большим юмором и отличным «зерном» роли играет Пустославцева Грибов и первого любовника Блинников. Хороши и Романов и Новиков (помощник режиссера и Митька — рабочий сцены). Много искренности и тепла у Синичкина — Титушина; Верно, с настоящей водевильной легкостью, намечен князь Ветринский у Комиссарова. Очаровательна, грациозна и мила ваша Лиза — В. Бендина. Весь спектакль изящен, легок, в нем много юмора и режиссерской выдумки. Поздравляю вас всех!
Помолчав несколько секунд, Константин Сергеевич добавил:
— У меня есть предложение. Играйте «Синичкина» по три-четыре раза в месяц, по утрам, закрытыми пока, без афиш спектаклями… А между этими спектаклями давайте устроим несколько репетиций. Это укрепит ваш спектакль настолько, что его не страшно будет показать и в Москве с маркой МХАТ. Согласны?
Мы были счастливы тем, что будем репетировать с Константином Сергеевичем и параллельно играть спектакль. Ведь в молодости сам Станиславский играл водевили и считался большим знатоком этого жанра. Что может быть лучше? Поучиться у него водевильной манере игры! Узнать все «секреты» этого сложного вида театрального искусства и потом с его благословения выпустить нашего «Синичкина» на суд московского зрителя.
Все это мы немедленно и высказали.
— Вы правы, — отвечал Константин Сергеевич, — кое-какие «секреты» я, вероятно, знаю, так как переиграл множество водевилей и оперетт, а еще больше их видел. И мне хочется, раз уже судьба свела меня с вами на этом спектакле, передать вам все, что я накопил еще много лет назад в области игры и постановки водевилей. Чем вам предстоит овладеть? У вас еще нет точного и ясного представления о том, что вы играете; вы еще не знаете, в каком мире ощущений вам надо жить во время этого спектакля.