Резидент на поводке
Шрифт:
– Вот скажи, Лариса, – Ананасов показал на Гудронова, а сам незаметно ткнул официантку в бок, – может на нашего Сеню артистка внимание обратить?
– Какого театра? – деловито осведомилась Лариса, не обратив ни малейшего внимания на тычок. – Оперы и балета или драматического?
– Да детского, она там поросенка играет!
– Ну разве что детского... – Лариса испытующе посмотрела на Гудронова. – С такой мордой в оперу и балет соваться нечего, сразу отфутболят...
– Ну видишь? – обрадовался Ананасов. – У официанток глаз что алмаз,
– Свет, я сбегаю на маникюр, а? – проговорила Вика, заглядывая в глаза напарницы тем заискивающим взглядом, каким смотрел на нее кокер Дусик, когда хотел погулять лишние полчаса. – У Таньки окно образовалось, клиентка не пришла, так я как раз успею... за полчаса обернусь, максимум – минут за сорок...
– Знаю я эти сорок минут... – проворчала Света. – На полдня пропадешь... а если Вероника Михайловна зайдет? Знаешь ведь, как она злится, если мы здесь поодиночке работаем...
Света и Вика работали в маленькой кофейне на углу Бармалеевой улицы и Малого проспекта Петроградской стороны. Когда-то Бармалеева улица чрезвычайно прославилась, поскольку без малого сто лет назад Корней Чуковский сделал из ее названия имя для злого разбойника Бармалея. С тех пор все дети Петроградской стороны считали, что разбойник Бармалей обитает не гденибудь, а именно на этой улице. В действительности своим названием улица была обязана расположенному на ней заводу англичанина Бромлея.
Впрочем, все это не имеет отношения к нашему рассказу.
Света и Вика работали вдвоем, в одну и ту же смену. Одна из них принимала заказ и варила кофе, вторая относила поднос клиентам. С этими несложными обязанностями вполне мог справиться один человек, но хозяйка кофейни Вероника Михайловна не разрешала им даже ненадолго отлучаться по очереди, поскольку год назад, когда Вика стояла за стойкой одна, в кофейню ввалилась компания подростков, возвращавшихся с футбольного матча, перебила всю посуду и сломала два стула.
Конечно, девушки и вдвоем ничего не смогли бы сделать с толпой разбушевавшихся болельщиков, но Вероника Михайловна была строга и требовала неукоснительного выполнения своих приказов.
– Да Вероника с хахалем в Стокгольм уехала на пароме! – напомнила Вика. – Ее до пятницы не будет! Свет, ну пожалуйста! Только сорок минут, чесс-слово! А завтра я тебя отпущу! Договорились? Ну пожалуйста! Все равно клиентов нет!
Действительно, как всегда по утрам, в кофейне было пусто. Света вздохнула и согласилась:
– Ну ладно, иди, только, смотри, правда не больше часа!
– Я же сказала – сорок минут! – выпалила Вика и выпорхнула из кофейни, на ходу раскрывая зонт.
Света достала из сумочки зеркало и придирчиво осмотрела свое лицо.
Давно пора заняться бровями... если Вика завтра ее подменит, надо будет тоже сходить в салон...
Колокольчик на двери звякнул, и в кофейню вошла скромно одетая женщина лет сорока. Она потопталась у входа, вытирая ноги и стряхивая воду
Женщина подошла к стойке, приветливо улыбнулась Свете и проговорила:
– Ну и погода! Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит... чашку кофе, пожалуйста, и пирожное...
– Эспрессо, американо, капуччино? – осведомилась Света.
– Кофе по-венски, – решилась клиентка, – и вот это пирожное!
Она показала куда-то в самый дальний угол витрины, которого Свете не было видно. Чтобы рассмотреть, что именно выбрала женщина, Света перегнулась через прилавок.
И тут произошло что-то странное: посетительница вытащила из кармана плаща небольшой флакончик, что-то вроде дезодоранта, и брызнула в лицо барменши пахучей жидкостью.
Света хотела возмутиться, хотела строго отчитать странную клиентку, но ей вдруг стало так скучно, так неинтересно все на свете и неожиданно ужасно захотелось спать. Света широко зевнула, покачнулась и медленно сползла на пол.
Странная клиентка неторопливо зашла за прилавок, сняла свой мокрый плащ, повесила его на крючок, затем оттащила Свету в угол, где ее не могли заметить посетители кофейни, стащила с нее белый передник и кружевную наколку, надела на себя и встала за стойку с самым невозмутимым видом.
Артемий Васильевич Волопасов был человеком консервативным. Он покупал одежду в одних и тех же магазинах, заправлял машину на одной и той же заправке, пил кофе в одной и той же кофейне.
Это была маленькая, никому не известная кофейня на углу Бармалеевой улицы и Малого проспекта. Волопасов посещал ее не потому, что кофе там был лучше, чем в других местах, а просто в силу давней привычки.
В этот день с самого утра шел дождь, унылый и нескончаемый, как аналитическая статья в экономической газете. Волопасов припарковал машину возле входа в кофейню, подумал, раскрывать ли зонт, и решил, что обойдется. Выбравшись из машины, тут же угодил ногой в лужу, чертыхнулся и припустил к крыльцу. Ему нужно было сделать всего несколько шагов, но дождь успел-таки попасть за воротник, в левом ботинке хлюпала вода, и вдобавок проехавшая мимо машина умудрилась окатить его водой из лужи.
В результате Артемий Васильевич вошел в кофейню в скверном настроении.
За стойкой бара стояла приветливая женщина лет сорока. Если бы Волопасов запоминал обслуживающий персонал, он мог бы подумать, что не видел ее прежде. Но память на лица у него была вообще плохая, в особенности на лица официанток, горничных, коридорных, продавцов, барменов и заправщиков. Все они сливались в какую-то неразличимую массу, из которой выглядывало только лицо его домработницы Антонины. Поэтому при виде незнакомой барменши Артемий Васильевич ровным счетом ничего не подумал. Он подошел к стойке, оставляя на кафельной плитке мокрые следы, и проговорил голосом, в котором звучала начинающаяся простуда в сочетании с общим раздражением: