Резидент свидетельствует
Шрифт:
Ахти торопливо спросил, как я оцениваю недавний полет Рудольфа Гесса. [12] в Англию, где он после приземления был радушно принят своими единомышленниками — фашистами Англии?
— Действительно ли он был сброшен в Англию, чтобы склонить ее к миру с немцами и вместе с ними начать войну против СССР?
— Именно так ваша правящая элита объясняет полет Гесса в Англию, — ответил я, — что касается моего мнения, то я не допускаю, чтобы Гессу удалось уговорить Англию на мир с немцами. Конечно, факт полета заместителя Гитлера в Англию, как бы его ни комментировали в самой Германии и других странах, является чрезвычайным событием, но его разгадка не за горами. Меня же в настоящий момент занимает ситуация в советско-финских отношениях. Помогите мне понять, что
12
Гесс Рудольф (1894–1987). С 1925 года личный секретарь Гитлера, с 1933 года его заместитель по партии. В 1941 году прилетел в Великобританию с предложением о заключении сепаратного мира. На Нюрнбергском процессе (1946 г.) как военный преступник приговорен к пожизненному заключению.
— Корни, конечно, надо искать в событиях вокруг «зимней войны», но особенно в послевоенном периоде, который начался сразу после подписания мирного договора в марте 1940 г. Двойственная политика Англии и Франции в период «зимней войны», твердая позиция невмешательства, проводимая Швецией, поражение финской армии под Выборгом подтолкнули многих политиков разного толка на поиски сильного покровительства со стороны гитлеровской Германии. Цель — создание военного союза против России. Факт полета Гесса вызвал активизацию реакционных кругов по пропаганде реванша за «зимнюю войну». Весьма сожалею, что советское правительство отказало Финляндии в присоединении к союзу Швеции и Норвегии для совместной защиты нейтралитета скандинавских стран с юга. Об этом скорбят многие демократы, считая, что Советский Союз бросил Скандинавию на произвол судьбы, — с грустью сказал Ахти. — Ваши недруги ловко используют то обстоятельство, что «зимняя война» вызвала и продолжает вызывать обиду и озлобление к вам, особенно у тех отцов и матерей, сыновья которых погибли на фронтах, а также у переселенцев, покинувших свои очаги и имущество на территориях, отошедших к вам по мирному договору. Таким образом, — сказал Ахти, — если принять во внимание, что противникам Советского Союза в настоящее время удалось вызвать у народа неприязнь к России, а успехи немцев на фронтах Европы создают благоприятный климат, то Финляндия, в случае нападения немцев на вас, безусловно присоединится к ним, чтобы отвоевать у вас потерянные территории. Мое отношение к происходящему у нас, как вы знаете, негативное. Советский Союз мощнее, чем это думает наше политическое руководство.
Я сказал ему, что ввиду важности его сообщений, я сообщу о них в Москву, как я это сделал и по прошлой его информации, за которую Москва его благодарит.
Ахти резко встал с кресла:
— Как понимать эту благодарность Москвы?
Я тоже встал, подошел к нему вплотную и спокойно сказал:
— Эта благодарность передана вам в знак того, что в Финляндии появился политический деятель, который, преодолев разного рода предрассудки, инсинуации, вражду, распространяемые по отношению к нашей стране и ее народу, стал на путь контактов и диалога с нами для совместного формирования нового внешнеполитического курса, ведущего наши страны к дружбе, взаимопониманию и добрососедству.
Выслушав мое заявление, он сказал:
— Я понял, спасибо за пояснение. Хочу заметить, что в настоящее время нельзя упускать из внимания действия правых сил, чтобы не допустить новой, но уже «горячей войны» между нашими народами. Со стороны Москвы, к сожалению, не видно, чтобы предпринималось какое-либо противодействие. Ваша пресса молчит о росте антисоветских выступлений.
Обещал ему сообщить в Москву и эту информацию.
Материал для Москвы оказался объемным, и поскольку шифровальщик приболел, а дипкурьеры прибыли из Стокгольма, направляясь в Москву, свою записку направил диппочтой. Нам казалось, что ответ на сообщение резидентуры Центр пришлет быстро. Ведь из нашей информации ясно следовало, что финляндское правительство начало переговоры с Германией о совместной войне против Советского Союза в случае, если ее начнут немцы. Мы полагали, что это сообщение вызовет реакцию в Москве, но она… молчала.
Шифровка Сталину за одиннадцать дней до нападения Гитлера
День 11 июня 1941 года выдался ярким, теплым, солнечным, каких мало бывает в Хельсинки.
Около двух часов
— Война немцев с вами… — и окаменело замолк, но заставил себя продолжить: — Сегодня утром в Хельсинки подписано соглашение между Германией и Финляндией об участии Финляндии в войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня, т. е. через 12 дней. Первоисточником этих данных является мой хороший знакомый, участвовавший сегодня утром, в числе других, в подписании этого соглашения. Источнику информации я доверяю с давних пор. Жена с детьми выедет в деревню, а я останусь в Хельсинки. Мы разделим судьбу своего народа. Лично я буду предпринимать все, что возможно, чтобы скорее погасить истребительное пламя войны. На прощание, — сказал он, — прошу незамедлительно послать уведомление Сталину о войне немцев и финнов против Советского Союза, которая начнется 22 июня. Формально финны вступят в нее на четыре дня позже.
Расставаясь, мы обнялись. Мы еще не знали, какой страшной и кровопролитной будет эта надвинувшаяся война для всего мира.
Вернувшись в представительство, я вызвал к себе своего заместителя Ш. У. и рассказал о встрече с Монахом. Через час этого же дня, т. е. 11 июня, в Москву на имя Берии ушла телеграмма «молния», в которой дословно было изложено сообщение Монаха. Утром следующего дня пришло подтверждение о вручении ее адресату, но без всякой реакции на наше сообщение.
Учитывая чрезвычайную ситуацию, собрал весь оперативный состав на совещание, где, не раскрывая сообщения о войне, потребовал от каждого работника участить встречи и ежедневно докладывать о полученной информации. Через каждые двй дня в Москву посылалась информация, указывающая на факты скрытой подготовки Финляндии к войне.
Надо сказать, что мы с Ш. У. за месяц до этого по предложению командования военно-морской базы Ханко отправили туда свои семьи на отдых, поскольку пустующих летних дач там было предостаточно. Теперь нам предстояло срочно возвратить их в Хельсинки. Ш. У. возвратил с вок) семью на следующий день, т. е. 12-го, я же выехал в Ханко после работы 14 июня с тем, чтобы вечером встретиться с командованием базы для беседы о международном положении. Об этом меня давно просил командующий базой генерал Кабанов.
Из Хельсинки выехал в 16 часов. Не доезжая до базы километров пятнадцать, пришлось остановиться — лопнуло колесо автомобиля. Я занялся сменой его. Нельзя было не обратить внимания, что по этой же дороге движется значительное число автомашин с солдатами. За ними следовала артиллерия. Когда я поменял колесо и выехал вновь на дорогу, то уцепился за «хвост» этой колонны и проехал километров десять, пока автомашины не свернули на проселочную дорогу. Это было километрах в пяти от военно-морской базы. Меня подмывало проехать по этой проселочной дороге. Я так и сделал. Оказалось, что совсем недалеко впереди, на опушке леса, стоял большой походный лагерь какой-то артиллерийской части.
На базу приехал с опозданием на час. Офицеры во главе с командующим базы Кабановым были в сборе и шумно обсуждали какие-то беспокоящие их дела. Свою беседу о международном положении я излагал в тональности неизбежного нападения на СССР Германии и весьма вероятного присоединения к ней Финляндии. В доказательство этого я привел некоторые факты, указывающие на подозрительные действия финской военщины. При этом рассказал о размещении артиллерийского подразделения финской армии недалеко от границы базы, виденного мною, когда ехал к ним.
С их стороны было много вопросов. Они ставили меня в тяжелое положение. Сказать им прямо, что через семь дней немцы и финны выступят войной против Советского Союза и их военно-морская база сразу подвергнется нападению, я не мог в силу огромной ответственности за возможную дезинформацию о начале войны 22 июня. Ведь Москва на мое сообщение об этом не дала никакого ответа. В силу таких обстоятельств ответы на вопросы слушателей давал в плане повышения бдительности, поскольку очумевший от побед в Европе немецкий фашизм может попытаться начать войну и против нас. Отвечая так офицерам, про себя думал, что надо все же сказать хотя бы командующему базой страшную правду, что война уже стоит на пороге и наша мирная жизнь скоро закончится.