Ричард Длинные Руки – бургграф
Шрифт:
Я чувствовал, что видение тускнеет, ободрился и подбавил сарказма, вспомнил, какая вкуснятина получается в микроволновке, а потом чашечку крепкого черного кофе… можно с шоколадкой. Знают ли здешние нагоняльщики видений, что такое шоколад бабаевской фабрики?
Видение потускнело, и хотя все еще теплая звездная ночь, но я обнаружил себя по-прежнему в седле, конь неспешно трусит слева от повозки, сердце колотится бешено, на лбу выступил холодный пот. На мир как бы наброшена тающая кисея с изображением звездной ночи, голых баб и примитивной жратвы, но все это быстро исчезает, как сырой туман под лучами
– Что, – прошептал я со злостью, – не удалось?.. Не на того напал…
Бернард покосился в мою сторону, на лице проступило изумление, потом озабоченность.
– Ты что бормочешь?
– Да это я так…
Он медленно кивнул, глаза не отрывались от моего измученного лица. Взгляд стал острее.
– Побелел весь… И пот вытри, прямо ручьями катит. Держись, Дик, держись…
– Да это я так, – пробормотал я. – Солнце напекло.
– Да, – согласился он, – солнце. Вон Совнаролу напекает даже в повозке…
Я судорожно вытерся, пальцы трясутся, челюсть прыгает, а в груди острое ощущение пустоты и потери.
– А что, он тоже…
Брякнул и устыдился. Таким атакам обычно подвергались разные христианские аскеты, что давали обеты не есть мяса, не знать женщин, не стричь волосы или ногти. В своих видениях они описывали это как искушения Дьявола, ниспосланные, чтобы совратить, столкнуть с пути, отринуть от Господа, усомниться в вере. Так что нашему священнику явно достается на полную катушку. Возможно, падает в обмороки, и тогда принцесса возвращает его к жизни.
Дорожка шла по краю болота, огибала иногда чересчур близко, тогда колеса увязали во влажной земле. Над самим болотом прыгал огонек. Я вспомнил о лидерце, странном явлении, которое я предпочел бы объяснять чем-то вроде шаровой молнии или сгустка болотного газа, но я уже знал от Бернарда, что это существо способно приходить к спящим вблизи болот, насылает кошмары, но если с ним договориться, то служит вернее самого умелого слуги, находит клады и вообще… верно и преданно. Даже чересчур. Чтобы избавиться от такого слуги, надо велеть ему что-то уж совсем невыполнимое, вроде носить воду в решете или свет мешком, а самому потихоньку драть из этих мест.
Понятно, если мне попадется лидерец, я уж из него выжму все, что сможет дать, а потом велю решить теорему Ферма. Или хотя бы ответить, верна она или нет.
В стороне от дороги из плотно потрескавшейся земли торчала каменная статуя. Я не сразу узнал в этой глыбе именно статую: толстую женщину с выпуклым животом и крупными сильно отвисшими грудями. Ветер и дожди сгладили неровности так, что на месте лица остался только гладкий, как куриное яйцо, камень. Впечатление жутковатое: я проехал мимо, но чувствовал, что статуя следит незримо и угрожающе и что мощь этого языческого божества еще не иссякла вся, не иссякла.
Потом не раз проезжали мимо этих каменных баб, одинаково грузных, толстых, с сильно отвисшими грудями. На некоторых еще сохранились черты лица, но у меня все равно осталось впечатление гладкой поверхности, из-под которой наблюдают злобно и пристально.
Бернард, не поворачивая головы, поведал, что здесь были королевства темных гномов, но потом пришли люди, гномов постепенно истребили, а уцелевшие ушли глубоко в горы. Люди быстро создали
Но нечисть становилась все сильнее, а люди ослабляли друг друга борьбой за земли, власть, сокровища в недрах гор. И вот уже так получилось, что нечисть свободно… или почти свободно передвигается по этим землям, а рыцарские войска все еще осаждают замки друг друга. Правда, три года тому удалось договориться о совместном походе против сил Тьмы, успели даже наметить маршрут… но в последний момент заспорили, кто будет возглавлять поход. В результате вспыхнувшей драки прямо за столом совета было убито семьдесят знатнейших рыцарей, в том числе все претенденты на руководство.
После этого совета, получившего название «Кровавого», наследники спешно принимали земли, замки, меняли слуг, заново формировали охрану, войско, а о совместных действиях никто даже не заговаривал.
– Так что, – заключил Бернард, – сейчас мы едем по Сакранту, это тоже земли короля Алексиса. Они еще не принадлежат нечисти полностью, в замках по-прежнему церкви, их охраняют верные Господу и его заветам рыцари, но церковные приходы в селах уже уничтожены и разграблены. Что значит, светочи погашены, тьма торжествует…
– Чем ночь темней, – проговорил я негромко, – тем ярче звезды…
– Звезды? – переспросил Бернард. – Звезды нам ни к чему. Солнце…
Я не стал объяснять, что Солнце – тоже звезда, эту истину, открытую Птолемеем, успели подзабыть и в моем мире, просто сказал, что пойду сменю Рудольфа, и потихоньку отстал.
Конь равнодушно протопал мимо старинного камня в два человеческих роста. Глыба от самой макушки и до низу испещрена старинными письменами, да и на глубине, я уверен, эти письмена тянутся до края. Пройдут века, камень уйдет в землю целиком. До сих пор не пойму, почему все уходит под землю, будто тонет, почему древние города всегда раскапывают на большой глубине. То ли постройки такие уж тяжелые, то ли на Землю в самом деле каждый день выпадают миллиарды миллиардов тонн космической пыли, и та незаметно покрывает землю, из-за чего сама Земля сейчас втрое больше, чем была при Александре Македонском, и в десять раз – со времен динозавров.
По ту сторону дороги такой же столб, да еще и массивная плита, почти ушедшая в землю целиком. Письмена не видны, плиту укрыл толстый слой неприятно шевелящегося мха.
Рудольф на своем красном коне, таком же толстом, как он сам, всегда, даже ранним утром, напоминает мне вечернее солнце, что двигается к закату. Красные волосы выбиваются из-под шлема так буйно, даже задираются кверху, так что шлем просто тонет в них, а красная борода закрывает половину панциря. Красные штаны, красные сапоги, даже щит – красный, мне он как-то на привале объяснил гордо, что это для того, чтобы враг не увидел его крови и не возрадовался, а свои чтоб не бросились на помощь, умаляя его непомерную доблесть.