Ричард Длинные Руки — эрцгерцог
Шрифт:
Еще один крылатый зверь снижался с востока. Я проследил взглядом по линии, куда он нацелился длинным острым клювом, вздрогнул. Между камней, пригибаясь, бежит обнаженный до пояса человек. Крылатая тварь бросилась, человек вовремя нырнул в тень, и острые как бритвы когти пропороли воздух над голой спиной.
Я перевел дыхание, но в небе появилось еще одно крылатое чудовище. Они кружили над одним и тем же местом, потом передвинулись, все время наполняя воздух отвратительным визгом. Я насторожился, рука потащила из ножен меч, ибо погоня, похоже, двигается в мою сторону.
Беглец
Я вскрикнул:
– Держитесь, любезный друг!
С мечом в руке пришпорил коня, ринулся к месту схватки. Беглец опустился на колено, в руках мелькала короткая дубинка, но отбивался с необыкновенной ловкостью. Гарпии на лету били клювами, царапали когтями, старались сбить с ног и вонзить когти в незащищенный живот.
Я увидел темные полосы на бледной коже. Никто не заметил меня, налетающего вихрем всадника на крупном коне, и мой меч рассек одну гарпию пополам, вторая бросилась с бешеной яростью, я подставил щит, когти впились в железо с такой легкостью, словно щит был из сырой глины. Я поспешно махнул мечом, лезвие скрипнуло по жестким перьям, но дальше звериная шерсть, и голова со страшным клювом отделилась от тела.
Беглец катался по земле, обхватив гарпию обеими руками. Она била клювом, крыльями, царапала когтями. Я послал коня вокруг, меч поднят для удара, но вскоре послышался уже знакомый мне гадкий хруст. Гарпия взвизгнула, как кошка, крылья ее бессильно распластались. Она не двигалась больше, но не двигался и беглец, чьи руки были плотно сомкнуты на шее отвратительной твари.
Я забросил щит на спину, наклонился с коня. Огромные кожистые крылья закрывали беглеца почти целиком. Я, держа меч в одной руке, другой ухватил гарпию за крыло и подал коня назад. Руки беглеца расцепились. Я стащил с него крылатое чудовище, конь пятился дрожа, когда я выронил гарпию ему под ноги, конь задрожал, отпрыгнул и все норовил пуститься вскачь.
– Погоди, – сказал я ему внушительно, – надо посмотреть, он же ранен…
Но конь трясся, храпел, пятился. Я соскочил на землю, поводья забросил на седло. Конь тут же попятился дальше, а я пошел к спасенному.
Луна выскользнула из-за облачка, мертвенный свет упал на землю. Я как раз подошел к беглецу, мои ноги примерзли к земле. Человек… если это человек, был страшен. Теперь, когда я сам на земле, начал понимать, что человек… если это человек, и есть наверняка то, что называют великанами. Голова, как пивной котел, звериная морда, огромная бочкообразная грудь, длинные волосатые руки, но все это я заметил лишь краем глаза, а глаза мои прикипели к морде спасенного… нет, человеку, к которому я пришел на помощь. Теперь я чувствовал, что он справился бы со всеми крылатыми тварями и сам.
Весь он казался высеченным из камня. Возможно, он и есть из камня, ибо ни ран, ни царапин на коже, только клочья сорванного мха. Из-под сильно выступающих надбровных уступов блеснули красные огоньки.
– Ну… – сказал я и закашлялся, – ты… надеюсь… в порядке?..
Человек приподнялся, сел. Длинные руки упирались позади него в землю. Пальцы без усилий вошли в твердую как камень почву, словно в сырое тесто. Красные глаза следили за мной с интенсивностью радара, запеленговавшего самолет без опознавательных знаков.
Я сделал осторожный шажок назад. Если оно кинется, от меня останется мокрое место. Уже сейчас видно, что это… этот человек, хотя это явно не человек, даже сидя, почти одного роста со мной, а по весу вдвое больше, чем мы с конем вместе…
– Отдыхай, – проговорил я неуклюже. – Если что, свистни! Буду близко, приду на помощь.
Пятился, пока спиной не уперся в конский бок. Конь, к моему удивлению, на чудовище среагировал без страха, гарпия его пугала больше. Даже мертвая. От чудовища не пахло волчьим или каким-то звериным духом, а скал мой конь не страшился, будь они даже трижды живыми-преживыми.
Когда я кое-как взобрался в седло, кое-как, потому что хоть конь и не дрожал, но мои руки и ноги все-таки тряслись. Конь послушно развернулся, я пустил его шагом. И вдруг сзади раздался пронзительный свист. Я непроизвольно натянул повод.
Конь разом остановился, дрожа, присел. Я развернулся в седле. Человек уже поднялся на ноги. Дубина отливала синевой. Теперь свет падает по-другому, все предметы обрели настоящую перспективу, я наконец-то понял, что беглец не кажется великаном, а и есть настоящий великан. Возможно, горный великан, а дубина его из металла. Он смотрел мне вслед, дубина в правой, а левая поднялась в воздух. Я не верил глазам, он покачал в воздухе широкой ладонью в жесте прощания.
Я помахал в ответ, отпустил повод, и конь с великой охотой и старательностью понес меня дальше по залитой лунным светом долине. Взгляд сразу ухватил большую груду камней, а в середине остов не то основания башни, не то гигантской печи…
Увы, руины оказались крохотной часовней. Я слез на землю, перешагнул через каменные завалы, Бернард мог, если оказался раненым, заползти и сюда. Под ногами каменный пол, в большом камне можно угадать алтарь, но весь изгажен нечистотами, с отколотыми краями, сбитыми надписями. Я сумел разобрать только три буквы латинского алфавита, а потом еще две. По гранитной плите явно били молотами, топорами, мечами. Есть даже крохотные оспинки от стрел, а вот эти полосы…
Я зябко повел плечами. Страшные борозды, будто огромный зверь царапал камень с такой же легкостью, словно стену из глины. Я, дитя века, абсолютно нерелигиозен, мне смешны отцы города или члены правительства, что кланяются иконам и целуют микробную руку пьяного попа, но любая религия в своей основе подразумевает нечто чистое, возвышенное, вытягивающее человека из дарвиновской твари в нечто наивно божественное, так что равнодушие равнодушием, а осквернение коробит мою интеллигентную душу… можно сказать, возмущает даже.