Ричард Длинные Руки — эрцгерцог
Шрифт:
В моем мире я прошел бы мимо, не поведя бровью, сказал бы разве что нечто умное, нельзя, мол, так поступать даже с нелепым старьем. Воевать и отвергать – да, но не глумиться, не гадить… но сейчас я, перенесенный из мира благих порывов в мир духовного экшена, почти неосознанно сорвал пучки трав и тщательно вытер алтарь. Я человек своего мира, где каждый инстинктивно сражается со страшным давлением со стороны властей, налоговой полиции, СМИ, начальства, коллег, родителей, инстинктивно следует принципу: если дают линованную бумагу, то надо писать поперек – вот я и сделал поперек: вытер алтарь,
Обыскав камни, я уже собрался выбираться к коню, как вдруг взгляд зацепился за основание алтаря. Там, где я стер нечистоты, на камне проступила четкая бороздка. Заинтересованный, я присел, нажал ладонью. Каменная стенка подалась, я сунул руку в нишу, пошарил. Пальцы наткнулись на нечто знакомое, но непривычное в этом мире.
В лунном свете находка показалась еще более странной, чем если бы достал в жаркий полдень. Лунный свет – это вампиры, оборотни, эльфы и гномы, а здесь обыкновенная книга, толстая, пухлая, читаная и перечитанная, с «ослиными ушами», шелковой ленточкой для закладки, золотым обрезом, дорогим капталом… Впрочем, книга не совсем обычная, чересчур старинная, за такие коллекционеры отваливают сотни баксов. А то и тысячи…
Книгу я сунул в седельный мешок, вскочил на коня и послал легкой рысью дальше.
– Бернард!.. Бернард!
И снова вспомнил, что не знаю, в какую сторону мне возвращаться. И не удаляюсь ли я от места схватки в ту сторону, куда Бернард мог бы добраться разве что на крыльях. Несколько раз привстал на стременах, покричал, но голос мой жутко и одиноко разносился всего на десяток шагов, а там странно глох, словно упирался в невидимые стены.
– Ну, – сказал я коню дрожащим голосом, – тогда надо как-то перекоротать ночь…
Одно место показалось выше других, я пустил туда копытное, соскочил на землю, оказавшись на вершине. Это выглядело как бывший холм, что от старости расползся в коровью лепешку. Дурость с моей стороны, надо бы, напротив, выбрать место пониже да забиться в норку, ложбинку, затаиться в ямке, но я дитя чересчур благополучного и безопасного века, зато отсюда все хорошо видно.
Вблизи отыскалось бревно, достаточно сухое, но такое огромное, что я засомневался, что сумею поджечь. Однако костер вспыхнул таким ярким пламенем, что стало ясно: если я и не найду никого больше, то уж меня найти проще простого. Этот светящийся цилиндр света вытянулся до самого неба, там уперся в небосвод, а звезды погасли. За освещенным кругом абсолютная чернота, настоящий холодный и мертвый космос. Да ладно, пусть видят, где я, друзья и враги, все равно хуже уже не будет.
Вытянулся возле костра, ноги гудят, как разогнанный проц без кулера. Из мешка выдвинулась толстенная пухлая книга. Я раскрыл из любопытства, раз уж такие в букинистике стоят бешеные деньги, надо хотя бы посмотреть, что в них такое…
Полистал, убедился, что ценится разве что старая бумага, смануфактуренная без всяких добавок, по старым
Ага, после всех описаний житий идут практические советы. Типа справочника молодой хозяйки: что варить в постные дни, что в разгрузочные, что надевать, как украшать дома в праздники, какие молитвы творить в дороге супротив Темных Сил… а вот – какими средствами ограждаться, когда ночуешь в темном чужом лесу…
Это я прочел с жадным интересом. Я не в лесу, но в мире достаточно темном, к тому же в дороге, к тому же дитя урбанизации, вся жизнь в помещениях, над головой всегда крыша, будь это потолок квартиры, офиса, метрополитена или автобуса.
Запинаясь, я прочел молитву вслух, все равно никто из знакомых меня не видит и не расхохочется в лицо, повернулся и поклонился на все четыре стороны света. По-моему, последнее уже лишнее, явно языческое проникло в чисто христианское логово, как вот православие почти целиком вобрало языческие обряды и праздники.
Веки отяжелели, я отчаянно зевал, выворачивая челюсть. Спать на открытом месте страшновато, но если просижу у костра всю ночь, то все равно засну утром, что намного хуже. Похоже, я заснул, как бревно, крепкое мореное, пролежавшее в песке лет сто, потому что, когда сквозь сон услышал голоса, ощутил одновременно, что поспать успел, не совсем, но все-таки…
Костер наполовину прогорел, бревно уже рассыпалось на крупные багровые уголья. Те, что ближе к краям, покрылись толстым слоем серой золы. Багровеет только россыпь посредине, похожая на крупные рубины. Освещенный круг сузился, я опасливо подтянул ноги, а то подошвы тонут во тьме. Вдруг что-то страшное цапнет и потянет в темноту… А там в самом деле слышатся веселые голоса, смех, хихиканье.
Я сунул конец толстой палки в угли, дождался, пока вспыхнет ярким пламенем, поднял над головой, сам встал и сделал шажок в сторону голосов.
На фоне звездного неба три молодые девушки. Все три смотрят с живейшим интересом. Одна толкнула подругу локтем.
– Смотри-смотри, – услышал я быстрый шепот, – молодой какой!
– И красивый, – добавила вторая игриво.
Третья посмотрела мне в глаза, отблески пламени играли на ее удлиненном лице. Глаз рассмотреть не удавалось, но свет красиво выхватывал из полутьмы аристократические скулы, полные губы, высокие брови, тонкую шею. Из одежды на девушках настолько свободные одеяния, что я принял их за наброшенные прямо на голые тела легкие одеяла.
– Незнакомец, – сказала третья, голос ее был чист и нежен, – нам, странствующему народу, не часто приходится встречать в путешествии героев…
Я кашлянул, спросил осторожно:
– Это я герой?
Она раздвинула губы в улыбке.
– А кто еще осмелится ночевать в Заклятой Степи? Даже храбрейшие рыцари проезжают только днем, да и то в сопровождении больших отрядов воинов!.. А ты – один… Приди к нам, в наши шатры… Мы разделим с тобой нашу скромную трапезу. Ты расскажешь о своих подвигах, а мы предостережем тебя о ловушках, что лежат на твоем пути…