Ричард Длинные Руки – гроссграф

Орловский Гай Юлий

–  Ребенок?…

–  Младенец, - объяснил он любезно.
– Ребенок, которого надо зарезать. Зарезать спокойно, хладнокровно. А кровь спустить в чашу. Там, на алтаре, всегда делается канавка для стока крови… обычно натекает полный тазик. Из крохотного младенца - целый тазик! Откуда в нем столько? Вот так, дорогой сэр Ричард. Я вижу на вашем лице отвращение, что мне вполне понятно. Но позвольте объяснить?

Я стоял, как вмороженный в айсберг. Едва двигающимися губами вытолкнул:

–  Да, пожалуйста…

–  Дело в том, - заговорил он медленно и сочувствующе, - что крестьяне могут верить

в наши идеи чуть-чуть, и это не помешает им жить и работать. Сеньоры могут верить наполовину, и тоже все пойдет нормально. Однако правители… правители не имеют права жить в придуманном мире! Они должны видеть все, как есть. Должны видеть всю правду. Народ может обманываться какими угодно религиями, идеями, суевериями, но правитель… прежде всего правитель. Он должен видеть истинную картину. Простолюдин или даже сеньор может ужаснуться убийству невинного ребенка, но правитель прекрасно знает, что в его королевстве ежедневно рождается две тысячи младенцев, и знает так же точно, что тысяча умирает в первый же год, еще полтысячи умирает в ближайшие три-четыре года. Детей простолюдинов выпалывает голод, болезни, нищета, равнодушие родителей… Да и не только простолюдинов! Чтобы умело править, иной раз придется применять жестокость. Другие могут считать государя жестокосердечным, человеком с каменным сердцем. Вообще бессердечным! Это все неважно, главное - процветание государства.

Я сказал дрогнувшим голосом:

–  Да, понимаю. Политика - грязное и неблагодарное дело. Не все сообщается простому народу, многое прячется в секретные архивы. Иначе народ ужаснется. Но все-таки ребенок… Хотя, конечно, я понимаю. И, конечно же, если понадобится, я без колебаний пошлю конницу по детским колыбелькам… отдельно взятой деревни, если это принесет победу и мир во всем мире. Или хотя бы в моем королевстве.

Он кивнул, лицо чуть смягчилось, он сказал почти мягко:

–  Вот это вам и надо доказать.

–  Ритуалом?

–  Да. Поймите, ритуалы - не пустяк. Они придуманы не для забавы. Это - жестокая необходимость. Это суровый экзамен. Увы, вам придется пройти через него. Это общий закон, поймите! Или вы хотите для себя исключений?

Я сглотнул ком в горле.

–  Ну, вообще-то да…

Он вздохнул:

–  Вам были сделаны все исключения. Все возможные.

–  А этот пропустить нельзя?

–  Увы, это уже не маскарадные маски. Театр кончился. Скажу в утешение, что это единственный ритуал, в котором вам надо участвовать самому. Лично.

Я тяжело вздохнул.

–  Ладно. Неприятно, конечно, я хотел бы остаться чистеньким, но в политике так не бывает. Правители не бывают чистыми.

–  Вы сумеете?

Он впился в мое лицо чернющими, как ночь, глазищами. Я медленно кивнул:

–  Да, сэр Самаэль. Я не политкорректный дурак, что роняет слюни по каждой затоптанной букашке. Ради установления мира на земле очень часто приходится проливать море крови. В том числе и невинной. Таковы реалии настоящей жизни, не придуманной.

Из темного прохода вышли двое, у одного в руках сверток, сердце мое чуть дрогнуло, там запеленутый младенец, второй держит на вытянутых вперед ладонях нож с массивным поблескивающим лезвием.

В креслах никто не шелохнется, не чешет нос или бровь, застывшие, только глаза двигаются в орбитах, наблюдая, как эти двое прошли в центр, один возложил на камень сверток и быстро распеленал, там в самом деле голенький ребенок, он тут же задрыгал ножками, второй выпрямился и повернулся лицом к сидящим.

Члены Совета один за другим наклоняли головы, это было словно поставленные по кругу костяшки домино, падая, задевают друг друга и передают эти поклоны дальше.

Человек с ножом вскинул его все так же в обеих руках, заговорил со страстью в голосе, слов я не слышал, но можно догадаться, что некое посвящение, ребенка надо не просто зарезать, а во имя великой цели, а это надо объяснить, чтобы зря добро не пропало.

Я наблюдал, как завороженный, холодок страха и возбуждения проползает по спине и щекочет хребет, Самаэль наклонился к моему уху, я услышал тихий шепот:

–  Сэр Ричард, в своей деятельности императора вам не однажды придется вставать перед тяжелым выбором… Да, не однажды. Вам предстоит то и дело выбирать между прекраснодушными мечтаниями… или желаниями, если хотите, и жестоким трезвым расчетом. Да, перед вами не однажды во весь неприятный рост встанет проблема: спасти ребенка, молодую красивую девушку, неважно, или же - целый город, край, племя! Причем молодая женщина будет прямо перед вами, юная и трепетная, а город - далеко, вы даже не будете видеть тамошних людей… Как поступил бы простолюдин - понятно. Он спасет молодую женщину, ему так подсказывает сердце, а города, которого не видит, как будто и нет вовсе… Погибнут там тысячи людей или нет - ему без разницы. Но это простейшая логика простолюдина, она не слишком отличается от логики, если ее можно так назвать, курицы, коровы или волчицы. Они видят только то, что у них близко. Правитель должен смотреть иначе… и спасать большинство. Понимаете?

Я прошептал перехваченным горлом:

–  Понимаю. Кредо полководца.

Он вскинул брови:

–  Что-то улавливаю. Но нельзя ли подробнее?

–  Любой полководец знает, - сказал я горько, - что по его приказу пойдут в бой и погибнут люди. Иногда он посылает на явную смерть целые отряды, чтобы тайком провести в другом месте большое войско и одержать победу. Для этого надо быть… с особым характером.

Он кивнул:

–  Да, примерно так. Только еще жестче. Полководец… он все открыто. Он если и обманывает, то лишь противника. Это называется военной хитростью и вообще-то хитростью не считается. В смысле, осуждаемой хитростью. А вот правитель во имя счастья и покоя королевства должен заниматься и грязными делами. Вот и вам, в качестве испытания, предстоит убить… прежде всего нечто в себе самом. Потому ребенок… это просто символ. Вам нужно всего лишь убить в себе простолюдина.

Я сказал мрачно:

–  Его в моей душе нет.

–  Тогда вычистить остатки простолюдинства из своей души, - сказал он страстно.
– А если их там и не было, то это еще проще! Вы просто доказываете всем, что вы способны принимать решения. Принимать решения, руководствуясь целесообразностью, как надлежит политику, а не простолюдинными симпатиями, антипатиями и прочими чувствами, которыми человеку высокого ранга руководствоваться никак нельзя.

Я поморщился, кивнул.

–  Там под капюшонами… и короли?