Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
Я обвел взглядом комнату, чувствуя некоторую печаль, все-таки она очень уютная. Толстые ковры на полу, по которым так хорошо ступать босиком, изысканные гобелены на стенах, тщательная отделка каждой детали, будь это ножка стола или ручка двери…
Пальцы пробежали по чешуйкам пояса, проверяя, все ли на месте, я повел плечами, за спиной тоже все в готовности, подавил вздох и вышел.
Ковровая дорожка смягчает стук подошв, в нижнем зале сладковатый запах не то притираний, не то восточных благовоний.
Я был на пути к выходу
Леди Элизабет, очень серьезная и несколько настороженная, шла из подсобных помещений, пальцы в золе, отряхивала старательно, на меня взглянула радостно и в то же время с испугом.
– Ах, это вы, маркиз, - произнесла она нежным шелестящим голосом, - опять на охоту… или великие свершения?
– Что делать, - ответил я с учтивым поклоном.
– Это наше, так сказать, предначертание.
Она бледно улыбнулась.
– Вот только по этому в вас виден человек…
Она запнулась, щеки зарделись, я подсказал легко:
– Из медвежьего угла, я знаю.
Она спросила почти жалобно:
– А сейчас вы… куда?
– Вы угадали, - ответил я с некоторой печалью, - именно в свой медвежий угол.
Она воскликнула с болью в голосе:
– Но почему? Почему вы такой? Почему так старательно избегаете удовольствий королевского двора? И вообще… удовольствий жизни?
– Отнюдь, - возразил я.
– Не избегаю. Правда, мои удовольствия несколько иные. Медвежьи, ха-ха. И в королевском дворце был совсем недавно. Проходил мимо зала, где гремит пир… а это то же самое, что участвовал. И кому-то даже отвечал на поклоны. Кому - не рассмотрел.
Она покачала головой.
– А женщины?
– Что с ними?
– удивился я.
– Вы мало обращаете внимания на женщин, - сказала она с бледной улыбкой.
– Одна из моих подруг даже пожаловалась на ваше невнимание…
– Правда?
– Да. Вы сказали ей пару очаровательных комплиментов, она уже растаяла было, а вы спокойно пошли дальше… Или это у вас такое начало интриги?
Я удивился:
– Интриги? А что я должен был сделать?
– Как что? Продолжать!
– Что продолжать?
Она вздохнула:
– Какой вы непонятливый! Неужели в вашем медвежьем углу незнакомо понятие любовных игр? Все этим только и занимаются! Это прекрасное времяпрепровождение. Все придворные постоянно в курсе, кто с кем, у кого налаживается, у кого намечается разрыв, кто кого вот-вот соблазнит…
Я развел руками:
– Леди Элизабет… Мне как-то отец говорил, что тело - это наименьшее из того, что женщина может дать мужчине. Правда, это в нашем медвежьем углу… А у вас иначе?
Она прикусила губу, я видел, как заметался ее взгляд.
– Сэр Ричард, я даже не знаю, что вы такое говорите!
– И я не знаю, - сказал я, - о какой ерунде столько шума… Леди Элизабет, я не придворный хлыщ, а вполне нормальный… гм… в общем, норма. И то, что я могу после долгих ухищрений, страданий и тщательного ухаживания получить от вашей высокородной подруги, я без всяких усилий получаю от любой служанки.
Она отшатнулась, как от удара. Глаза засверкали гневом.
– Да как вы смеете?
– А что, - спросил я с жадным интересом, - есть какие-то различия?… Правда?… Интересно… А какие?
Она отвернулась было, но тут же сообразила, что для меня это повод поклониться и уйти, тут же снова встала лицом к лицу, гордо вскинула голову, ухитряясь при ее малом росте смотреть как бы сверху.
Я виновато развел руками, душой я уже в другом мире, настоящем, а этот при всей красочности чересчур сладковат, все-таки поклонился и пошел к выходу. Уже был у двери, когда услышал оклик:
– Маркиз!
Я обернулся. Нежное лицо леди Элизабет на глазах наливается розовым, обрело пунцовый оттенок, на щеках запылал жаркий румянец.
– Знаете, - проговорила она живо, смеясь, - это смешно, но я все еще девственница.
Я фыркнул:
– Что ж, только рассуждаете о сладости греха? Ну, извращенцы…
Дверь за мной захлопнулась раньше, чем леди Элизабет успела что-то сказать и задержать для продолжения пустого разговора, который слишком опасно выходит из рамок светскости и еще опаснее подходит к границе искренности. Сердце мое колотится часто, будто дорогу загородил дракон. Надо делать вид, что туп и не понимаю, что мне сейчас говорят и, главное, зачем.
Заниматься любовью можно с кем угодно, но не с кем попало. А еще любовь - это торжество воображения над интеллектом, я же собираюсь жить только интеллектом. А еще любовь… ну, в общем, нам с любовью не по пути.
Двор залит солнечным светом, воздух жаркий, над двором носятся цветные мухи и пчелы, что пытаются отобрать украденный у них мед.
Мелькнула горько-насмешливая мысль, что все живем и действуем в узком коридоре стереотипов. Несмотря на мою супермощь, я сам как последний баран бодаюсь с пустоголовой красоткой, словно и в самом деле заправский флиртовик. А она, видевшая меня в деле, все равно твердо убеждена, что мужчина всегда остается мужчиной, а это значит, что только и думает, как обольстить, соблазнить, завлечь, одержать победу…
– Коня!
– крикнул я громко.
Слуги ринулись со всех ног к конюшне, коня все-таки привычно поставили в стойло. Я шел медленно, раздумывая, что моя нынешняя проблема и судорожные метания в том, что пытаюсь сделать то, что и в голову не приходит нормальному герою, которых пруд пруди. Перед героями всегда и везде задача повергнуть злодея и сесть на трон самому. В тысячах модификаций: восстановить справедливость, защитить права законного наследника, свергнуть узурпатора, избавить мир от злобного короля-мага…