Ричард Длинные Руки — король

Орловский Гай Юлий

— Он был великий грешник!.. Ему место было в аду!.. Он грешил, убивал, прелюбодействовал, насиловал, грабил...

Я сказал в неуверенности:

— А вдруг это недоразумение?

— Что за недоразумение?

— Убивать, — пояснил я тяжеловесно, — можно и за правое дело, прелюбодеяние как бы не такой уж нынче грех... Даже не грех, а так, слабость нашей натуры... как бы простительная слабость, прощаемая даже некоторыми женами, воспитанными в духе демократии и политкорректности...

— Насиловал!

—

Есть женщины, — напомнил я, — что обожают насилие. Может быть, он лишь подчинялся их прихотям? А такое христианское смирение уже добродетель... Редкая, кстати, в данных случаях.

Он потряс головой.

— Нет-нет, это вы все изменили! У вас есть сила... или возможность менять приговор.

— Да ни за что! — сказал я твердо.

— Или не менять, — поправил он сам себя, — а... самому выносить!

— Ни за что, — повторил я.

Он смотрел на меня с растущим испугом.

— Не знаю, кто вам ее дал... или вы сами ее взяли, но это... это страшная ответственность!

— Еще какая, — сказал я нервно. — Я всю жизнь бегу от ответственности, как собака от блох. Правда, как-то хреново получается...

— Кто вы? Вас прислали нам на замену?

Я вздохнул.

— Даже не знаю, о чем вы говорите. Вас кто-то нанял охранять этого отшельника?

Он напрягся, поджал губы, и сразу стало видно, что замкнулся на все запоры и спрашивать его бесполезно.

— Ладно, — сказал я устало, — совсем не за проблемами я ехал, но у меня так получается, что вообще-то лучше не слезать с кровати. В общем, если нужен будет напарник, сообщи куда следует, пусть шлют замену. Но не уверен, что она понадобится.

Он тоже не понял моих загадочных слов, я свистнул арбогастру и, не возвращаясь к отшельнику, чтобы вопрос оставить открытым, пустил Зайчика к выходу из леса.

На полпути встретил крестьянина, он сказал радостно:

— Ваша милость, вы такую дорогу проложили!.. Спасибо вам!

— Я такой, — ответил я с достоинством, — такое прокладываю, что сам удивляюсь своей прокладаемости...

На опушке леса Альбрехт и Норберт оживленно обсуждают что-то, указывая руками в другую сторону, но на треск кустов и молодых деревцев обернулись разом.

— А-а, — сказал Альбрехт с затаенным злорадством, — что-то вы не радостны, ваше высочество. Плохое предсказание?

— Христианин, — ответил я, — будучи глубоко просвещенным человеком, не имеет права верить в предсказания.

— Так-то не имеет, — возразил Альбрехт, — но так хочется... Особенно если человек дурной и слабый, а кто из нас не бывает слабым?

— Сэр Ричард не бывает, — сказал Норберт строго.

Альбрехт подумал, кивнул.

— Вообще-то человек, умело скрывающий слабости, может считаться сильным. Так что там случилось, ваше высочество?

— А разберетесь? — ответил я. — Случилось

вот что...

Они слушали внимательно, а когда я закончил, Норберт сказал голосом, полным уважения:

— А может, все было не так... Если то был ангел в теле человека?.. И когда человек погиб, ангел высвободился и вознесся?

Альбрехт буркнул:

— С чего бы ангелу оказаться в наших телах?

— Ну, — сказал Норберт с несвойственной ему неуверенностью, — его могли в наказание... или испытание... за провинность.

Альбрехт возразил:

— Он был в теле человека... и умер бы с человеком. Но сэр Ричард его освободил и позволил вознестись... значит, наш сюзерен все-таки обладает властью решать, кому на небеса, а кому в огненную яму ада!

Они смотрели на меня с таким почтением, что я сказал с досадой:

— Это у вас такие шуточки? Ничем я не обладаю! А то, что я решаю, кто заслужил ад, а кто нет... это просто мои догадки, предположения, умозаключения... которые не подкреплены никакими властными полномочиями!

Они молчали, только Норберт сказал с тем же упрямством:

— А вдруг?

Альбрехт зябко передернул плечами.

— Сэру Ричарду многое дадено, но за все будет спрошено. Боюсь, я бы отказался от такой участи...

Норберт вздохнул.

— Я тоже.

Альбрехт оглянулся на лес, от которого мы неспешно отдаляемся на медленно бредущих конях.

— Думаю, — проговорил он, — и за этого... ну, которого выпустил, спросят со всем пристрастием. Дескать, почему так решил, а не руководствовался ли низменными чувствами, а не лучше ли было передать его душу силам ада...

Я увидел устремленные на меня взоры, ответил нервно:

— Не знаю!.. Я вообще спрашивал вас насчет отшельника, что с ним делать, а вы умничать полезли!.. Конечно, умничать всем хорошо, никакой ответственности!.. А что с отшельником делать?

Они переглянулись, промолчали.

На привале я рассказал уже в шатре, где собрались военачальники, как про отшельника, так и про его таинственных охранников. Конечно же, все ухватились за то, кем могут быть эти стражи, пошел спор, я раздраженно напомнил, что это не богословский диспут, а просто хотел бы услышать их мнение насчет кем считать отшельника.

Меганвэйл покряхтел, наконец сказал неохотно:

— Ваше высочество, не делайте этого. Не возвращайте его в Шателлен. Он живет здесь счастливой жизнью, которую сам избрал для себя. Он свободен.

— И вообще не говорите королю Найтингейлу, — сказал барон Хельмут серьезно.

Я воззрился на него в изумлении:

— Почему?

Граф Арнубернуз поспешил вклиниться с ответом:

— Сейчас у вас все права наследника на корону Шателлена!..

— А если привезете младшего сына, — пискнул барон Эванс, — то...