Ричард Длинные Руки — курпринц

Орловский Гай Юлий

— Королева неистовая сторонница Мунтвига.

— Ого, — сказал я. — И что… его величество король?

Он уточнил:

— Апостольской церкви, если говорить точнее, а не лично Мунтвига. Ее поддерживает здешний епископ, ее личный священник… и еще ряд церковников. Король же на стороне развивающейся Церкви, вот у них и зреет такое вот…

Я проговорил с фальшивым добродушием:

— Ну, хоть не из-за измен ссорятся!

Он зыркнул на меня испытующе, в самом ли деле я такой дурак или же говорю необходимые любезности.

— Ваше

высочество понимает… как полагаю, что супружеские измены сильнее задевают того, кто ниже на социальной лестнице. В семьях королей гораздо больше имеет значение единство взглядов супругов, а у простолюдинов — умеет ли варить похлебку.

— Ну да, — согласился я, — если король и королева принадлежат к разным ветвям христианства, это может причинить гораздо больше неудобств в семье и в королевстве, чем пустяковые адюльтеры. А в самом королевстве насколько укоренилась эта апостольская Церковь?

— Достаточно, — ответил он ровным голосом. — В Пекланде еще больше, почти половина. Но это еще пустяки! В Сакранте, по слухам, все остальные, кроме апостольской, запрещены и подвергаются не просто гонениям, а жестокому разорению, а ее служители — казням.

Я ощутил, как во мне поднимается нечто злое и мохнатое, сказал зло:

— Нарушение свободы вероисповедания?

Он взглянул на меня осторожно, на всякий случай промолчал, явно не входит в его компетенцию даже высказывать мнение, а король сказал мне с другой стороны:

— Полагаю, тут мы славно потрудились на виду у подданных, ваше высочество… Хотя вон над этой уточкой тоже стоило бы поработать, у нас их готовят изумительно.

— В другой раз, — пообещал я.

— Тогда, — сказал он, поднимаясь, — можно идти подписывать эти… ну, государственные бумаги.

Кабинет у него хорош, мне понравился сразу, небольшой, компактный, с минимумом мебели, без дурной роскоши, некоторый беспорядок на столе и в комнате, что значит — не разрешает прикасаться к своим бумагам даже жене и детям.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он, — я-то знаю, что такое целый день в седле.

— Да, — согласился я, — это не подарок.

Но едва я опустился в удобное мягкое кресло, в кабинет вошел быстро и деловито, но с довольным лицом немолодой мужчина с седыми волосами, гладко выбритый, сдержанно улыбающийся, на груди блестит огромная восьмиконечная золотая звезда из наложенных крест-накрест четырехугольников, одежек на нем целая куча, все-таки север, а сквозняки такие, что не натопишься.

Пуговицы золотые, да и все одежки сшиты с вывертами, нормальным мужчинам непонятными, но придворные не совсем мужчины, они… придворные, особая порода, выведенная искусственно кропотливой селекцией для особых целей.

— Ваше величество, — провозгласил он властно, — если не подпишете эти бумаги вот прямо сейчас, все рухнет!.. Простите, ваше высочество, я не знал,

что вы уже здесь…

Я отмахнулся.

— Привыкнете, что я всегда везде уже здесь. Но пока не обращайте внимания. Как бы пролетный гость, сегодня здесь, завтра уже у других здесь.

Король скривился, а мне сказал со вздохом:

— Видите? А еще говорят, что я тиран. Да я самая забитая и бесправная мышь во всем королевстве! А рулят все, начиная с моего секретаря.

Секретарь быстро разложил по столу бумаги, их не так уж и много, мне приносят намного больше.

Король со вздохом вытащил из ящика стола большую королевскую печать, а секретарь услужливо придвинул ему чернильницу, сам обмакнул кончик пера и подал с поклоном.

Печать у короля из светлой меди в виде обнаженной женской фигурки, что сидит на широком круглом пьедестале, где снизу вырезан его королевский герб и девиз. Все выполнено с такой изумительной четкостью и точностью, что я изумленно рассмотрел даже крохотные ноготки на пальцах рук и ног, а в ушах затейливые серьги.

Хотя не совсем обнаженной: на шее и груди три нити с камешками, а на руках браслеты. Присмотревшись, я рассмотрел и кольца на крохотных пальчиках.

Пока я ее рассматривал, король привычным жестом сграбастал, не глядя, с силой припечатал бумагу, но секретарь заученно подкладывал еще и еще, и он, сердито сжимая ее в грубой ладони, рассерженно бил в указанное помощником место, стараясь попасть по его пальцу.

Я вздрогнул, ибо головка фигурки иногда поворачивается в стороны, пару раз я даже увидел недовольную гримаску на ее женском личике, подумал ошарашенно, что надо было потрудиться и над уточкой, а то совсем мерещится всякое.

Секретарь собрал бумаги и удалился, зловеще пообещав, что это еще не все, вечером принесет новую порцию указов на подпись.

Король развел руками.

— Видите?.. Никогда такого не было… Ну, при мне. Но когда через наше королевство прошел Мунтвиг, он порушил всю систему, что связывала земли воедино.

— Теперь, — предположил я, — каждый барон считает себя королем в своих землях?

Он посмотрел на меня волком.

— А вы как считаете?

— Не думаю, — сказал я с неловкостью, — что наше появление изменит мир к лучшему.

Он вздохнул.

— Вообще-то верно считаете. Мне вообще-то непонятна цель вашего похода…

— Серьезно? — спросил я. — Мне казалось, это очевидно.

— Гм, просветите?

— Мы жертвуем собой, — ответил я, честно глядя ему в глаза, — чтобы ослабить давление армий Мунтвига на южные королевства. Пока они здесь будут бороться с нами, а мы достаточно мобильны, там соберутся с силами, проведут поголовную мобилизацию… ну, как получится, естественно.

Он покачал головой.

— Как самоотверженно… Словно в старые добрые времена! Я о таких героях только читал. В древних летописях.