Ричард Длинные Руки – ландесфюрст
Шрифт:
Он поклонился и тихо исчез, а вместо него вошла леди Хорнегильда, строгая и целомудренная, платок так плотно облегает голову, оставляя только бледное лицо с безукоризненными чертами, что голова кажется обритой.
Даже губы бледные, а безумно светлые глаза выглядят страдальческими. Я и раньше смотрел в них с оторопью, что-то зачеловеческое в них, холодное и злое, хотя взгляд прям и честен. И я чувствую всей сутью, что она не прикидывается.
Она сделала два шага, присела в глубоком поклоне
Я тупо смотрел на милую, такую женственную головку, в черепе проворачиваются законы о поощрении обмена товарами, стимуляции оборота и привлечения инвестиций, но их торопливо выпихивает туповатый вопрос: а чего это она, а?
— Леди Хорнегильда? — произнес я.
Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх светлыми арийскими глазами.
— Ваша светлость…
Я сделал небрежный жест кончиками пальцев, она послушно поднялась и застыла.
— Что вас беспокоит, леди Хорнегильда?
Я тщательно следил за речью, вылавливая все эти «милая леди», «дорогая» и прочие слащавости, это чревато, женщины умеют пользоваться любой оплошностью и делают это убийственно точно.
— Лорды напоминают, — произнесла она бесстрастно, — что пора провести большой прием. Дворец должен жить, это нужно прежде всего вам самому, ваша светлость.
Я сказал успокаивающе:
— Хорошо, проведем. Неужели именно это вас так расстроило?
Она вздохнула, по лицу пробежала глубокая тень, а страдание в глазах стало еще заметнее.
— Да, конечно.
— Леди Хорнегильда, — произнес я, — давайте не. Я же зрю. Сюзерен должен как бы. У вас что-то не бардзо. Чё?
Она тяжело вздохнула, страдальчески заломила руки.
— Ваша милость… ну зачем… зачем вы отпустили из тюрьмы Сулливана?
Я смотрел с удивлением, наконец поправил медленно, следя за ее лицом:
— Герцога Сулливана…
Она горестно вздохнула:
— Ах да, он же теперь еще и герцог… Ну зачем вы его возвели в бароны?
Я поинтересовался:
— Леди Хорнегильда, а что такого, что он герцог? Плохо другое, что он мятежник…
Она сказала натянутым как тугая струна голосом:
— Ну так и не нужно было его выпускать!
Я не сводил с нее взгляда, но она только беспомощно заламывает руки, наконец я спросил вкрадчиво:
— Леди Хорнегильда, вы никогда не лезли в мои дела… столь явно. Что случилось теперь?
Ее бледное лицо пошло красными пятнами, она торопливо присела в глубоком поклоне и опустила голову.
— Ваша светлость! Я никогда…
— Да ладно вам, — сказал я и, взяв ее за подбородок, поднял ее голову, на меня взглянули чистые глаза, где уже начали скапливаться слезы. — Попытались повлиять. На меня все пытаются влиять. Но сейчас вас что-то совсем занесло… Что у вас за такая лютая неприязнь
Слезы заблестели ярче, запруда начала подаваться, я беспомощно следил, как она подалась под напором, хотя у меня было желание задрать ей голову еще выше, чтобы слезы оставались на месте, но тогда голова вообще оторвется, шея больно тонкая и нежная, как у той, что на первый в ее жизни бал…
Блестящие жемчужины побежали по щекам, оставляя мокрые следы, голос прозвучал едва слышно:
— Он меня обесчестил…
— Что? — переспросил я в изумлении. — Сэр Сулливан? Мне он показался настолько старомодным… в смысле исполненным всяческих достоинств рыцарем высших доблестей… гм, что как-то с его обликом морале это даже не вяжется.
Она сказала торопливо:
— Не в прямом смысле…
— А-а-а, — протянул я, — тогда давайте подробнее, леди. А то я не весьма как бы зело и обло в таких сложных и непредсказуемых делах. Мне бы чё-нить попроще, ну там войну кому объявить, флот выстроить, экономику поднять или опустить…
Она прерывисто вздохнула.
— Он несколько раз приезжал со своими друзьями ко двору моего отца. Ездили на охоту, соревновались в метании копья и топора, укрощали коней… Потом как мы встретились, я была настолько уверена, что я ему понравилась… были все признаки… очень понравилась, что я опрометчиво отбросила девичий стыд и сказала ему, что он может просить у моего отца моей руки.
Я терпеливо ждал продолжения рассказа, но она замолчала и опустила голову. Я вздохнул.
— Леди, думаете, мне уже все ясно?
Она посмотрела на меня несколько удивленно.
— Ну да… Вы же умный, ну, так мне почему-то сказали.
— Плюньте ему в глаза, — посоветовал я. — Это кто-то под меня копает. Быть умным… нет, ни за что! Я тоже хочу жить легко и радостно.
Она тяжело вздохнула.
— В общем, он в очень скользких выражениях…
— Изысканных?
Она покачала головой:
— Нет, он грубоват, мне это в нем и нравилось. Никакого изыска, все чисто и прямо, но в том случае он так прямо извивался в поисках слов, чтобы отказать мне и не обидеть…
Я сказал понимающе:
— Хотя, конечно же, вы были оскорблены до глубины.
— Еще бы.
Я поинтересовался как можно более участливо, одновременно подавляя зевоту:
— И… как? Что дальше?
Она вскинула голову и взглянула на меня с выражением настоящей королевы.
— Разве не понятно? Я просила отца не принимать его больше. Не знаю, как отец меня понял, но с той поры я о Сулливане больше не слышала вовсе, пока вы его не сделали бароном только для того, чтобы могли с ним подраться!