Ричард Длинные Руки – ландесфюрст
Шрифт:
Мы снова ударили в спину пиратам, и хотя нас только два десятка конных рыцарей, однако следом спешат пешие. Пираты оказались между двух огней, численное преимущество использовать не смогли, с криками начали пробиваться обратно к спасительному морю.
Их рубили и уничтожали торопливо и беспощадно. Я шел впереди своего отряда, а с той стороны во главе большого и пестрого отряда горожан пиратов теснили и беспощадно рубили несколько рыцарей.
Один, низкорослый гигант с плечами как у огра, приподнял забрало и крикнул хрипло:
— Ваша
Я прокричал в ответ:
— Герцог Дюренгард, мое почтение!
Второй рыцарь молча срубил двух пиратов, приблизился, я охнул:
— Сэр Торкилстон!.. Как вы вовремя!
— Это вы вовремя, ваша светлость, — возразил он, — они прорвались к докам!
Я оглянулся, масса пиратов все еще на высоком мысе у башни, там сверкают мечи, хотя наших рыцарей уже не видно.
— Надо ее отбить!.. — прокричал я. — И восстановить как можно быстрее!
Объединив отряды, мы ударили со всей мощью, сломили оборону, рубили и теснили, наконец прижали к крутому обрыву, дальние уже падают с большой высоты в воду, а мы, как и отступающие, переступаем через трупы, наконец их стало настолько много, что пришлось идти по еще теплым телам, наступать на кричащих и стонущих.
У входа в догорающую башню трупы громоздятся холмами, я увидел залитую кровью сталь доспехов, повелительно кивнул в ее сторону, и ратники быстро растащили тела.
Я охнул, увидел в жутко посеченных доспехах гиганта, который однажды выиграл у меня рукопашный бой.
— Сулливан, — сказал я торжественно, — ты все выполнил…
С него сняли изрубленный шлем, больше похожий на котел, лицо тоже в ранах. Рыцари остановились в почтительном молчании, все дышат тяжело, не до речей, однако веки человека, которого мы считали убитым, затрепетали и чуть приподнялись.
Я охнул и торопливо опустился возле него на колени. Его рассеченные и кровоточащие губы страшно кривились, наконец я услышал затихающий шепот:
— Что… не удалось… четвертовать…
Я опустил ладонь на залитый кровью лоб, а другой попробовал нащупать пульс на шее, так это выглядит со стороны.
Через несколько мгновений я сам ощутил, что часть здоровья паладина уже перелил в этот громадный сосуд, шепнул ему на ухо:
— Напрасно ликуете, барон. Рожденный для виселицы в море не утонет.
Бледные губы чуть шевельнулись, я услышал:
— Герцог…
— Простите, герцог, — сказал я язвительно. — Приговоренный для четвертования разве сгинет в бою с презренными пиратами?.. Эй, освободите герцога от остатков доспехов, а то он устал что-то…
На меня и Сулливана поглядывали непонимающе, но порубленные доспехи, что острыми краями впиваются в его тело, содрали. Я видел, как он с огромным недоверием зашевелился, охнул, рискнул приподняться на локте.
Его тут же поддержали под спину, я отвернулся и пошел дальше. Сулливан, как видно, до последнего момента защищал со своими людьми вход в
Это благодаря его самоотверженности в бухту прорвались не сотни кораблей, а всего лишь десятки. Десанта хватило, чтобы сжечь порт, но сил оказалось недостаточно, чтобы с ходу промчаться вглубь. Пираты завязли в боях с городской дружиной, которую привел сэр Торкилстон, а там подоспели герцог Дюренгард с рыцарями, чуть позже — мы, и остовы каравелл на стапелях уцелели.
Сэр Растер за моей спиной зло ругнулся, а сэр Торкилстон сказал сердитым шепотом, что Божью Мать можно поминать только в лучшие минуты жизни и с похвалой за то, что дала нам Иисуса.
Проворчав что-то непонятное, сэр Растер показал на море. Оттуда двигаются, медленно расходясь в стороны, еще сотни четыре кораблей, на каждом победно реет флаг, воины облепили борта, готовые соскочить на мелководье и сразу ринуться в бой.
Торкилстон проследил за ними взглядом и выругался еще хлеще. Корабли с разбега подходят к берегу, чиркают днищами по песку, и воины торопливо прыгают в воду, тем самым облегчая осадку кораблей.
Сэр Торкилстон первым зашевелился, обернулся ко мне.
— Ваша светлость? — проговорил он отчаянно. — Так то была только первая атака? Можно сказать, пробная?
Я запнулся с ответом, в голове сумятица. Мы на короткое время вернули отчаянной контратакой контроль над бухтой, монахи уже бегом бросились восстанавливать обе башни: на том конце горловины такую же захватили и разрушили еще раньше. Пираты заняли все побережье сравнительно узкой полосой, но их десятки тысяч, и, как только соберутся в армию, нам противопоставить нечего…
Я подозвал одного из молодых воинов.
— Как зовут?
— Джон, — ответил он, — ваша светлость.
— Прекрасное имя, — похвалил я, — королевское!.. Вот что, Джон… Возьми белый флаг и поспеши к пиратам. Скажи, что я, майордом королевства, хотел бы вступить в переговоры.
Он ответил настороженно:
— Все сделаю, ваша светлость… Вы хотите предложить им сдаться?
— Вот именно, — ответил я бодро, — выполняй!
Он унесся, взбрыкивая, как молодой козленок, а ко мне подошли сэр Растер и сэр Торкилстон, а герцог Дюренгард подъехал на коне. За ним подошли рыцари в побитых доспехах, все, судя по гербам, принадлежат к знатным фамилиям.
— Мы проиграем в любом бою, — сообщил я. — Их слишком много. Нужно потянуть время.
Герцог взглянул на меня из-под нависших бровей. В седле он выглядит гигантом, а кривые ноги привлекают внимание не раньше, чем он спешивается.
— И что это нам даст?
— Подойдет подкрепление, — сказал я.
Он поморщился.
— Из Гандерсгейма? Несколько недель на затягивание переговоров нам никто не даст. Да и там войска еще как нужны.
— Подойдут другие, — заверил я. — Через четыре дня. Даже через три.