Ричард Длинные Руки – пфальцграф
Шрифт:
Она оборвала:
— Понимаю. Но тем не менее, как я уже говорила, я не знаю про такой ход. Я развел руками:
— Тогда застрянем здесь надолго. Отдыхайте, леди Беатрисса. Мне надо еще немного пройтись по свежему воздуху.
Запоздало подумал, что с ее обостренной обидчивостью и это истолкует как оскорбление, но возвращаться и объяснять, что я вовсе не имел в виду, что она жутко пердит, она вовсе не пердит, а если и пердит, то совсем неслышно, а вместо вони — аромат, просто такой оборот речи у людей, а я все-таки тоже человек, хоть и лорд, пошел по лагерю, прислушиваясь
Еще когда я был только гостем леди Беатриссы, обратил внимание на заброшенную кладовую рядом с винным погребом. Мне тогда показалось странным, что помещение забито разным хламом, настолько никчемным, что никакой вор не позарится, давно бы пора выбросить. Особо осматриваться там не стал, но заметил, что в одной из стен за камнями ощущается пустота. Конечно, ее мог уловить только я или хорошо обученный пес, но тогда я обратил на это внимание и забыл, сейчас же вспоминал так и эдак, а вдруг именно там ход, который выводит за пределы замка. Тогда понятно, почему его так хитро замаскировали… Однако все равно неизвестно главное: где выход. Нам не из замка бежать, а туда как-то влезть…
Леди Беатрисса подошла, села рядом и невесело усмехнулась:
— Похоже, я сумела за последние три месяца укрепить замок лучше, чем де Бражеллен сделал за несколько лет. Нет, вовсе не потому, что я лучше, просто он редко бывал дома…
— Весь в нападении, а не в защите?
— Верно, — сказала она с благодарностью. — А я занялась защитой замка.
Я сказал с неудовольствием:
— К сожалению, леди Беатрисса, вы преуспели. Я даже не знаю, каким заклятием защищен мост, но чем-то очень подлым и зловещим. Граф Хоффман, похоже, не очень полагается на силу мечей, за его спиной нехилая магия.
— Это не я, — ответила она быстро. — Я не защищала магией… Да и мой маг, вы же с ним общались, он совсем не чернокнижник…
Я посмотрел на небо, солнце уже закатилось, облака ползут плотные, угрюмые. Если луна и высунется, такую толщу не пробьет, что в моем случае весьма, весьма.
— Ложитесь, — посоветовал я. — Утро вечера мудреней, как говорят мудрецы.
— Такое утро добрым не бывает, — ответила она невесело.
— Будет, — пообещал я как можно увереннее, так обещают детям, что завтра с утра заставят солнышко проснуться и вылезти из норки. — Правда будет.
…Деревья, что загораживают нас от замка, превращаются в темную стену, а та все чернеет, хотя солнце только что опустилось за край земли. В лесу всегда темнеет быстрее, понятно.
Пронеслась бесшумно сова, только воздух колыхнулся у лица. Летучие мыши, как вечерние призраки косо и страшно мечутся в теплом воздухе, ловят нечто смачно хрустят, иногда выплевывают изжеванные надкрылья жуков.
Черные тени от деревьев слились там, на равнине, затопили мир. Костер освещает только ветки ближайшего дерева: на всякий случай его развели в яме, чтобы отблески не насторожили людей в замке.
— Наблюдайте, — повторил я в который раз Максу. — Мыслитель из меня хреновый, планы строить не умею. А если построю, то это гарантия, что все рухнет и рассыплется. Иногда мне
Они слушали, слегка прибалдев, мне бы очковой змеей работать, но не той, которую выгоняют глистогонным, а опасной боевой змеей, что гипнотизирует.
— Сэр Ричард, — осторожно спросил Макс, — а чего нам ждать?
— Не знаю, — огрызнулся я. — Вы тоже… будьте готовы к импровизации. Если ничего необычного не заметите, сидите тихо. Если что-то начнет происходить… реагируйте.
— Как?
— По обстановке, — отрезал я. — По обстановке сэр Макс!
Я отступил в темноту, вошел в кусты и напялил личину исчезника. Дальше пошел быстро и целенаправленно, преодолел пустое пространство между лесом замком, тот на фоне звездного неба растет огромный подавляющий темным величием, на валу остановился, высматривая, затем медленно опустился в холодную, как жидкий лед, воду. Главное — идти очень медленно, чтобы не хлюпнуло. Жуткое по беспомощности чувство, когда молишься всем существом, чтобы луна не вылезала из-за туч, чтобы кромешная тьма здесь, внизу, длилась и длилась…
Удалось так же тихо выбраться на ту сторону рва. Луна выглянула и снова скрылась. Я выбрал момент, когда на стене поблизости никого, все чувства обострены так, что могу порезаться, зашвырнул наверх веревку с привязанной толстой палкой. Палку я на всякий случай заранее обвязал тряпками, чтоб не слышно было стука, и едва ощутил, что зацепилась прочно, торопливо полез наверх, кляня себя за то, что узлы навязал недостаточно толстые.
Не понимаю, как по веревкам взбираются в мгновение ока, я лез, лез, лез, и хотя стена на самом деле совсем не Эверест, мне казалось, что я муха на стене Эмпайр. Наконец ухватился руками за верх, но тут стражник на стене развернулся и пошел обратно.
Я стиснул зубы и остался висеть, зацепившись ногами за веревку, а руками за холодный камень. Стражник шел медленно, надо мной даже остановился чуть, я подумал, что если вздумает помочиться мне на голову, то я же не зеленый берет, который позволит над собой такое надругательство во имя скрытности, я этого гада сброшу со стены, как только развяжет веревку на штанах…
К счастью для обоих, стражник прошел дальше. Я втянул себя на верх стены, быстро переполз чуть левее, где с внутренней стороны ступеньки шли вниз, как можно тише спустился и вздохнул с облегчением в глубокой тени, двор я знаю как свои пять пальцев.
Хорошая охрана на воротах, вверху и внизу, на стенах, и почему-то несколько воинов с оружием наголо сидят у башни, в которой была моя спальня. Я подкрался ближе, треск костра мешает расслышать, я сосредоточился, отсекая лишние слухи, а тут еще из окон и распахнутых дверей в главное здание несется бодрый рев мужских глоток.
У входа в башню четверо могучего сложения стражей. Двое отдыхают, двое на ногах, я видел, как время от времени поднимают головы, прислушиваются.
— У него пять жизней, что ли, — пробормотал один из тех, что на ногах. — Я же сам всадил ему нож в бок!… А он развернулся и, не отскочи я, убил бы…