Ричард Длинные Руки - принц-регент
Шрифт:
Он поймал на лету и проглотил, словно мух. На лицах монахов проступило суровое осуждение, как же так можно, а отец Леклерк сказал наставительно:
— Видите, братья, как брат паладин борется со страстями и чревоугодием?
Они переглянулись, брат Жильберт спросил осторожно:
— Как?
— Для собаки, — объяснил отец Леклерк, — создает мясные блюда, а сам довольствуется постной пищей за нашим столом!
Смарагд сказал быстро:
— Ух ты, как здорово, а я даже и не подумал… Спасибо, отец Леклерк, за наставничество на верный путь
— Так он же собаке, — несмело возразил брат Жильберт, — собаке никогда не жалко.
Бобик посмотрел на него с благодарностью и помахал хвостом, соглашаясь и весьма одобряя.
Целлестрин вскрикнул тонко и жалобно. Все посмотрели на него, почти забытого из-за его незаметности, его трясущаяся рука указывает в сторону дальней стены.
Я развернулся так, что чуть не перервался в поясе, кровь похолодела в жилах, а слова застряли в горле. На стыке стены и высокого потолка возникла с пугающей скоростью темная тень, уже густая и плотная, быстро опустилась по стене до самого низа и захватила потолок до середины.
Мы не успели шелохнуться, как она стремительно почернела и начала наливаться свинцовой тяжестью. Потолок заметно просел и продолжил опускаться, прогибаясь посредине, как раз там, где собралась так пугающая нас темнота.
— Лаудетор Езус Кристос, — заговорил Целлестрин мощно и ясно.
Все застыли, я ощутил странное волнение в груди, а молодой монах продолжил читать молитву сильным чистым голосом.
Голос зазвучал с такой страстной уверенностью и мощью, что весь мир застыл, зал озарился божественным светом, а уродливая тень отодвинулась под напором светоносной мощи, втянулась в каменную стену и пропала.
Жильберт прошептал, часто крестясь:
— Победа…
Отец Леклерк ответил таким же шепотом:
— Не спеши…
Целлестрин читал все так же мощно, однако в том же месте снова почернело, померк свет и повеяло холодом. Темнота выступила неспешно, даже медленно, но в этой неторопливости не чувствовалось страха, а еще большая мощь, чем было раньше.
Брат Целлестрин проговаривал молитву уже торопливее, голос звучит с напряжением, будто удерживает нечто и страшится не удержать, то и дело творил крестное знамение, однако темная тень, не приближаясь, в то же время не отодвинулась ни на дюйм.
Я услышал горестный вскрик брата Смарагда:
— Мы думали…
— Она окрепла, — сказал Жильберт обреченно, он не отрывал от темной тени трепещущего взгляда, вид у него был такой, что вот сейчас бросится вперед, чтобы закрыть нас своим телом, — и уже не боится.
Гвальберт быстро повернул голову ко мне.
— Брат паладин?
Я тоже рассматривал чудовищную тень во все глаза и проговорил ошарашенно:
— Похоже… я все-таки дурак… хоть и умный… но дурак…
— Брат паладин?
Темная тень как будто с вызовом прошла по стене мимо нас, показывая, что никто на нее не действует, втянулась
Я потерянно смотрел ей вслед, монахи часто крестились и смотрели на меня с ожиданием.
— Старые гипотезы рухнули, — ответил я мрачно. — Как говорится, под натиском фактов. Увы, неопровержимее просто не бывает. Спит брат Целлестрин или не спит… это, оказывается, совсем неважно.
— Что делать будем? — спросил Смарагд.
— Не знаю, — признался я. — Но, с другой стороны, у нас вдвое больше возможностей.
— Брат паладин?
— Эта тварь, — сказал я, — боится не только меня, но и брата Целлестрина. А это значит, есть шанс зажать ее где-то с двух сторон.
Гвальберт сказал мрачно:
— Где?.. Разве что в каком-то святом месте.
— Разве Храм, — спросил я, — не целиком святое место?
Он поморщился.
— Но тварь эта носится здесь как у себя дома? Однако в ризнице не замечена ни разу, алтаря избегает тоже… Жаль, вас с братом Целлестрином только двое. А вот если бы зажать с трех сторон, то в любом месте она бы не вырвалась.
Брат Смарагд сказал печально:
— Сейчас ей достаточно рвануться вправо или влево… А что, если хотя бы с одной стороны держать что-то такое, чего она боится?
— Ну-ну?
— Святые мощи, например, — сказал он.
— А у нас они есть? — спросил Гвальберт свирепо.
Брат Смарагд смутился.
— Нету…
— Тогда и не болтай глупости, — оборвал он, повернулся ко мне. — Брат паладин?
— Обращаться за помощью не стыдно, — сказал я. — Кто из старших братьев мог бы спуститься к нам и принять участие в охоте?
Монахи испуганно замолчали, Гвальберт ответил после паузы:
— Пожалуй, я мог бы обратиться к отцу Ромуальду… или даже к отцу Аширвуду.
Смарагд сказал обрадованно:
— Отца Ромуальда знаю! Он как-то перенес нам пещеру с рассадой на две сотни ярдов правее.
Меня подмывало спросить, как это можно перенести пещеру, но смолчал, сейчас надо решить более важное, повернулся к отцу Леклерку, тоже мрачному, как грозовая туча.
— Отец Леклерк, мне кажется, своими силами не обойтись. Как бы монахи философски ни относились к жизни и смерти, эта проблема уже выходит за рамки данной этической дилеммы. Господь будет весьма разгневан нашим бездействием… Я имею в виду, общим бездействием, а не только нашей инициативной группы.
Он переспросил:
— Уверены?
— Как паладин говорю, — заверил я. — Не как паладин, что с мечом, а как человек, что часто общается со Всевышним, так как приходится выполнять всякие деликатные поручения. Ну, вы понимаете…
Он кивнул, посмотрел на меня с уважением и опаской.
— Вы имеете в виду…
— Да, — ответил я, — которые широкой демократической общественности монахов и послушников знать не стоит, дабы не волновать неокрепшие души картинами неустроенности жизни и теми не всегда гуманными способами, как ее… улучшаем по негласной указке сверху.