Ричард Длинные Руки – принц
Шрифт:
Когда подошли к трону, я тихо прошипел:
— Садись.
Она шепнула в ответ:
— А ты?
— Садись, — прорычал я шепотом, — а то удавлю.
Она испуганно села и выпрямила спинку, от страха не решаясь смотреть в зал, а устремила взгляд поверх голов, что вообще-то правильно, это настоящий королевский взгляд.
Я сел в свое кресло, напомнил себе, что эльфийке кто-то должен преподать правила этикета.
Справа от наших кресел встал сэр Растер, теперь обербургграф, в руках церемониальный меч, а слева — сэр Палант с державой на ладони, для этого случая возведенный в ландхофмейстеры, и, как
В двух шагах от него выстроились особо благородные лорды, то есть командующие моих армий, а все остальные заняли зал и вдали стоят в проходе. Арнубернуз, что от щедрот души тоже помогал с церемонией, сообщил вчера насчет четырех тысяч людей благородного сословия, которые придут на коронацию.
Я указал распорядителю на группу шателленцев и велел подвести их ближе, они — добровольцы, а такие люди всегда выше получающих жалованье.
Барон Ланкашнер поклонился издали, благодаря за мой великодушный жест. Остальные сняли шляпы и склонили головы, дескать, польщены высоким вниманием и такой оценкой их побуждений. Молодцы, все поняли правильно.
Еще я зорко углядел в глубине зала ламбертинцев лорда Джонатана Гилфорда, лорда Унгвуда Маутбеттена, герцога Блекмора, лорда Камберлендского и графа Чарльза, эти просто пришли посмотреть на коронацию, но я велел Хрурту со всем почтением пригласить их в передний ряд почетных гостей.
Я уселся на трон, хотя интронизацию еще не прошел, пропустим еще и обряд венчания на власть. Это в других странах, более благополучных, коронацию приурочивают к весне или к лету, а здесь нужно сразу, герцогство не может существовать без властелина законного, утвержденного церковью. Здесь некоронованный — это незаконный, безблагодатный и нелегитимный, которому подчиняться вовсе не обязательно, даже совсем наоборот…
Отец Дитрих, наскоро облачившись в празднично-парадные одежды, вышел из боковой двери, за ним потянулись прибывшие с ним священники, все молодые, «юноши бледные со взором горящим», настоящие подвижники даже по виду, как только отец Дитрих ладит с такими фанатиками при их бросающейся в глаза бескомпромиссности…
Я ждал, сидя на троне и не двигаясь. Альбрехт, ехидно улыбаясь, сообщил шепотом, двигая одной стороной рта, что меня ждет обязательная подбитая горностаем мантия из золотой парчи с вышитыми львами, жезл, бриллиантовая корона, а теперь добавились еще и знамя Ламбертинии, меч Победы с уникальной рукоятью, сделанной лучшими ювелирами герцогства, в навершии огромный рубин дивной чистоты, посмотрите, ваше высочество, каким мрачным и победным огнем горит, и алмазная цепь с огромным медальоном.
— Ничего, — шепнул я, — вот возьму в руки и отыграюсь. На вас.
Серебряно протрубили трубы, в зал вошли распорядители и знатоки церемониала.
Хор мальчиков красивыми детскими голосами, чистыми и невинными, запел что-то церковное, явно псалом, как мне сказали почтительно, сотый, вот уж не думал, что их столько и что эта тягомотина — псалом, затем отец Дитрих взял с подноса корону с бриллиантами.
Я с неприязнью смотрел на это произведение искусства, с мужской точки зрения такое же бесполезное, как накладные ногти у женщин или стрижка пуделя. Корона из твердого золота и четырехсот сорока четырех камней,
Отец Дитрих прочел вдохновенную проповедь, после чего приблизился ко мне сбоку с короной в руках. Я смотрел прямо перед собой в зал, там около четырех тысяч человек, половина из них — ламбертинские лорды и знатные люди, к голосу отца Дитриха прислушивался слабо, все равно мне раскрывать рот пока нельзя, но когда он заканчивал речь, я поднял руки, властно взял корону из его дрогнувших от неожиданности пальцев и надел себе на голову.
В зале прокатился говор, иные из моих лордов прячут улыбки, но гордо расправляют плечи, мой жест говорит многое.
Отец Дитрих опешил лишь на мгновение, но договорил ритуальную фразу так же торжественно и тем же размеренным голосом, после чего перекрестился, а хор по знаку церемониймейстера дружно грянул «Аллилуйя!».
Я дождался, когда прозвучит последняя нота, красивая и торжественная, поднялся, красивым жестом откинул горностаевый плащ за спину.
— Дорогие друзья, — сказал я громко. — Когда говорю о друзьях, я включаю в их ряды и ламбертинских лордов… как всех честных и достойных людей герцогства!.. Я приготовил для вас щедрый подарок, которому вы будете рады, не сомневаюсь… Но сперва закончим с церемонией.
Из толпы собравшихся ламбертинцев вышел лорд, преклонил колено и сказал ясным голосом:
— Я, граф Дэниэл Чарльз, лорд Кандорска и Святой Пустоши, приношу присягу верности принцу Ричарду и клянусь соблюдать его интересы, как и свои! Да покарает меня Господь, если я нарушу свое слово, да буду я окружен всеобщим презрением!
— Прекрасно сказано, граф, — обронил я милостиво, — ваши слова говорят о вас как о человеке чести и благородства. Да будут они примером для остальных жителей герцогства! Со своей стороны клянусь защищать и охранять ваши права, как свои собственные, да будет Господь тому свидетель.
Он поцеловал мне руку с перстнем и вернулся к ламбертинским лордам, а они выходили один за другим и повторяли с незначительными вариациями сказанное лордом Чарльзом.
Я наблюдал внимательно: большинство приносят присягу искренне, все-таки герцог запятнал себя недостойным обращением с леди Ротильдой, но это бы простили, если бы принесло успех, однако низложенная королева проявила редкое упрямство, а этот сэр Ричард, хоть и находится за двумя королевствами, внезапно ощутил себя слишком оскорбленным, чтобы стерпеть такое обращение даже с временной супругой.
Но последнее, что отвратило лордов от герцога, это его неумелые переговоры со мной, а потом постыдное бегство. Почти все сочли, что это освобождает их от клятвы верности, а раз так, то имеют полное право принести ее мне, более могущественному и удачливому, а теперь еще и получившему из рук архиепископа корону принца.
Да еще как получившему! Думаю, слух о таком жесте будет передаваться по герцогству от рыцаря к рыцарю и даже проникнет в простой народ, и каждый поймет, что с таким правителем и они будут сытыми и богатыми, а кто пойдет против — быстро лишится головы…