Ричард Длинные Руки - принц
Шрифт:
— Всем, — прокричал так, будто я на горе, а они далеко в долине, — сложить оружие!..
Нападавшие оглянулись, а уцелевшие защитники, тяжело дыша, прислонились к стенам, не выпуская из рук мечи. Глава отряда, высокий ладный рыцарь с жестоким высокомерным лицом, всмотрелся в меня, глаза в изумлении расширились.
— Ричард Завоеватель? — вскрикнул он в замешательстве.
— Он самый, — отрубил я. — Граф Табард, неужели вы думали, что я оставлю свою супругу в одиночестве? И хотя она сделала ошибку, отправившись сюда одна, но сейчас в Мезину вошла
Он смотрел на меня исподлобья, голос его дрогнул от сдерживаемого гнева:
— Но здесь не Ламбертиния…
— Но я все тот же Ричард, — отрубил я холодно. — Хотите погибнуть? Это легко. Но еще от вас сейчас зависит — погибнет ли Мезина!.. Меня легко разозлить, граф. А я страшен в гневе… Ну скажите, скажите, что Мезина мне не по зубам?
Он всмотрелся в мое лицо, огонь в глазах медленно погас, из груди вырвался отчаянный вздох, а рука со злостью швырнула меч мне под ноги.
— Хорошо, сдаюсь.
ГЛАВА 8
Я повел строгим взглядом в сторону его людей, они тоже с великой неохотой начали бросать оружие. Защитники, дышат все еще бурно, смотрят на меня во все глаза, как на появившегося прямо с небес ангела.
— Поднимите меч, граф, — велел я. — Я принимаю вашу присягу на верность. С моей стороны было бы глупо разбрасываться такими ценными кадрами.
Я покинул седло и прошел мимо, а за спиной слышал, как он медленно поднял меч и двинулся за мной. Спину немного холодит недоброе предчувствие, но граф должен дорожить репутацией благородного рыцаря, он скорее умрет, чем ударит в спину.
С другой стороны, он просто сдался, а не приносил мне присягу на верность, это я нарочито сделал такой ход, и ему теперь надо либо воспротивиться и громко заявить, что присягу не приносил и не принесет, либо… сделать вид, что да, так уж получилось, теперь он мой вассал, чему не рад, но честь рыцаря требует служить Ричарду Завоевателю…
Так дошли до комнат, откуда я слышал крики и лязг металла. Я пнул дверь, створки распахнулись и с силой ударились в стены.
В глубине комнаты пятеро дерутся с троими, а во главе тройки великолепная Ротильда с полным ярости лицом, развевающимися красными волосами и мечом в руке. Она в полном рыцарском доспехе, только шлем с нее сбили, он откатился на середину комнаты, она дерется люто, а ее стараются прикрыть двое рыцарей, оба уже ранены.
Я прогремел страшным голосом:
— Прекратить!.. Кто не бросит меч — на виселицу!
Все остановились и смотрели на меня, выпучив глаза. Меч никто не бросил, да я на это и не рассчитывал, но граф Табард встал рядом со мной и сказал сломленным голосом:
— Прекратить сопротивление. В Мезину вторглась армия Ричарда Завоевателя. Мы все в его власти.
Пятеро нехотя убрали мечи в ножны, а Ротильда, с клинком в руке, бросилась ко мне. Громадные изумрудные глаза горят дивным огнем, подсвеченные
— О, Рич…
Я стиснул челюсти, но заставил себя улыбнуться, когда она обняла меня и прижалась всем закованным в стальные пластины телом.
— Теперь видишь, что поторопилась?
Она прошептала мне в ухо:
— Прости…
— Подумаю, — пообещал я и, отстранив ее, сказал громко: — Думаю, ты знакома с графом Табардом Вустерским. Он теперь наш подданный, ибо радеет о королевстве и не желает лишнего кровопролития.
Граф смиренно преклонил перед нею колено:
— Ваше Величество…
По ее лицу промелькнула довольная улыбка, но зеленущие глаза потемнели и стали строгими. Выпрямившись, она произнесла с холодным достоинством:
— Вы не были первым, граф, кто перешел на сторону Голдвина, потому я вас прощаю. Соберите всех своих людей, мы скоро двинемся на столицу.
Граф поднялся, поклонился и поспешил к двери. Один из двух оставшихся с Ротильдой рыцарей со скрежетом поднял погнутое забрало.
— Сэр Ричард…
Я всмотрелся, охнул:
— Виконт Мальтергард? Как вы здесь оказались?
— Это крепость Лаутгардов, — напомнил он, — Лорд Гену — отец Аргентьеллы и мой тесть.
— Понятно, — прервал я, — передавайте мое высокое благорасположение отважной Аргентьелле. Сэр Дерибас…
Норберт жестом подозвал двух удальцов из своего отряда, они встали по обе стороны Ротильды, а я сказал ей злым шепотом:
— Что ты творишь? Понятно же, к чему все приведет! Тебя спасло только то, что мой конь успел опередить мою армию на пару недель.
Она охнула, зеленые глаза стали темнее зеленого бархата, что на костюме ее герольдмейстера.
— Так они еще далеко?
— Только не кричи громко, — предупредил я.
— А эти, что с тобой…
— Мои личные телохранители, — объяснил я. — У них кони Роршанга, что могут мчаться сутки быстрее всех коней на свете. Но остальная конница — увы.
— Ой…
— Ладно, — сказал я, — иди займись своими людьми. Я пока установлю контроль над крепостью. Не стоит, чтобы те, кто ворвался сюда, почему-то решили, что они и есть победители.
Мой голос, похоже, прозвучал настолько непререкаемо, что она послушно кивнула и тут же исчезла, или я, возможно, в самом деле сказал что-то немыслимо умное и правильное, хотя вообще-то хотел просто от нее отделаться.
Норберт, убедившись, что лишних нет, прошипел мне на ухо яростно:
— Что вы делаете? Нас здесь горстка!
— Какая горстка, — возразил я, — сотня!
— Всего!
— Зато какая! — сказал я с подъемом. — Всем нужно будет раздать по большому прянику. Эта сотня спасла, можно сказать, Мезину!.. Или погубила, но это неважно.
Он хмыкнул, посмотрел с интересом, но ничего не сказал, ибо помыслы гениев редко понятны простым людям, я всегда был в этом уверен, а теперь все чаще убеждаюсь. Дело за малым — стать гением, а не только казаться.