Ричард Длинные Руки – рауграф
Шрифт:
Священник вздрагивал, дергался, зубы стучали. Не сразу совладал с собой, ответил тоскливо:
– Геенна огненная… Адский огонь… сын мой, это все для простого люда… Заботы о пропитании не дают вместить более сложные понятия… Но ты, человек с оружием, избавленный от необходимости пахать землю и собирать урожай, мог бы понять и более высокую истину… нет божественного огня и нет адского…
Мы все молчали, ошарашенные. Бернард буркнул озадаченно:
– А что… есть?
– Есть один огонь! – отрезал священник. – Он весь – от Бога. В одном и том же огне чистые души находят радость и ликование душевное, а другие… я говорю о нечестивых,
Что для русского здорово, вспомнил я старую премудрость, то для немца смерть. А вообще-то интересный взгляд на проблему единства ада и рая.
Глава 21
Небо на редкость чистое, ясное, а звезд высыпало столько, как будто вчера за день по далекому небосводу расставили добавочные сотни тысяч ламп. Цивилизованному смотреть некогда, это у пещерных людей хватало времени на классификацию, группировку в созвездия, даже придумывание всем красивых легенд, а я теперь почти что пещерник или полупещерник. Да и небо чересчур яркое, нельзя не заглядеться. И дело не только в том, что здесь нет смога, загрязнений, озоновых дыр и всяких там благ цивилизации и всяческих ее достижений. Здесь как будто к галактическому ядру куда ближе, чем я привык, не секрет же, что наша планета в самом дальнем рукаве спиральной галактики, на самом заднем дворе за курятником в свите самой зауряднейшей звезды, каких пруд пруди, а в галактике их больше, чем во всех прудах мира головастиков.
Я видел суровые, измученные лица, никто не ложился спать. И когда в ночи раздался далекий вой, Асмер, самый быстрый, сразу сказал:
– Вот они.
– Долго же гнались, – проворчал Рудольф.
– Это мы быстрые, – возразил Асмер.
Шлем Ланзерота стоял рядом на земле. Руки подняли привычно, бездумно, лицо рыцаря было отрешенным, он думал явно о другом, возможно, о своем Горланде, захваченном королем Карлом. Звякнул металл, теперь я видел только железо с узкой прорезью для глаз, но при скудном лунном свете на меня из шлема взглянула, казалось, сама тьма.
Все быстро разбирали оружие, щиты, встали вокруг повозки. Даже Бернард, лежа, прикрылся щитом, а в руку велел дать ему хотя бы нож. Странно, в это страшное время, в ночи, когда нечисть всесильна, а человек слаб, я ощутил странный восторг, который никогда бы раньше не посетил мою рациональную душу. Я делал глупость, явную глупость, ибо надо все бросать и бежать отсюда, скрыться, выбрать дерево повыше и залезть на самую вершину, пока все не утрясется и все не разойдутся, в бегстве нет стыда, вон американская морская пехота в панике бежит, завидев одного-единственного вражеского солдата, и спешно вызывает по радио артиллерию, самолеты и крылатые ракеты, чтобы потом без потерь, это и есть рациональная война, а вот я, такой же рациональный…
Все эти мысли хаотично проносились в моем черепе, что быстро разогревался, мысли становились все горячечнее, злее, путанее, кровь с шумом била в уши, мышцы раздувались, а пальцы стискивали рукоять меча, как чужое горло.
Далеко внизу, у самого подножия кургана, холодно и мертво заблистало железо. Лунный свет дробился на железных шлемах, мечах, наконечниках копий, на панцирях. Я видел смутные фигуры, поднимаются цепью, а когда оглянулся, с той стороны кургана тоже к нам поднимается такая же изломанная шеренга.
– Стоять! – велел Ланзерот грозно. – Мы защищаем груз, поняли?.. Никаких погонь, никакого бахвальства…
Сам он встал с другой
Враги поднимались, я наконец рассмотрел их лица. По коже прокатилась холодная волна. Мертвый свет луны ни при чем, лица у них бледные и… желтые, как воск. Шлемы – небольшие круглые шапки, у многих даже не шапки, а полоски металла крест-накрест, так что пугающие лица видны отчетливо…
За спиной я слышал сухие щелчки тетивы. Еще раньше металлически стукнул арбалет Ланзерота. Дважды выстрелила принцесса, но оглядываться некогда, рядом Рудольф сделал шаг вперед, освобождая себе место для замаха.
– Ну, – прорычал он, – с нами Бог!
– Так кто же против нас? – добавил я. – Посмотрим…
Он сделал еще короткий шаг, замахнулся и одновременно прикрылся щитом. Я тоже шагнул вперед. Странно, страха нет, то ли потому что все нападающие на голову ниже меня, мельче да еще поднимаются снизу, а сверху так удобно по головам, то ли я слишком уж конформист: даже без особой внутренней борьбы принимаю те законы, по которым живут все…
Полоса острой стали в моей руке прорезала воздух. Да, руки у меня в самом деле длинные. Не длиннее, чем у среднестатистического жителя моего времени, но здесь это огромное преимущество. Я рубил, колол, сшибал, железо звенело о железо, стучало о доспехи и совсем глухо – о кости, но всякий раз фигура валилась под ноги или в сторону, иногда на землю шлепались головы, руки, а то и половинки туловища.
Мой удивительный меч рассекал доспехи с такой же легкостью, как если бы они были из бумаги. А тела – словно пустые картонки, хотя на землю рушились настоящие окровавленные туши, под ногами хлюпала темная кровь, текла вниз.
Мы вырубили, как рубят молодой кустарник, первые три-четыре ряда. Рудольф радостно проревел:
– А вот и хозяева!..
Следом за простыми ратниками поднимались по склону рыцари в полных доспехах. Рудольф взревел громче, гигантский топор взметнулся, как крылья ветряной мельницы, по склону вниз легче, через мгновение там раздался грохот железа, треск, крики, проклятия. Я прыгнул следом, если рыцари явились завершить победу, то просчитались, просчитались…
Мой меч рассекал доспехи почти с той же легкостью, ну как если бы рыцари были в фанерных доспехах, но удары по моим плечам, рукам, по голове становились все мощнее. Я рубился, уже почти окруженный, начал пятиться, споткнулся, голова взорвалась от удара обухом топора, я присел, укрывшись щитом, его разбили в щепы, но я выскользнул и поспешно вскарабкался по склону к самой повозке.
Ланзерот и Асмер дрались, уже прижатые к ней почти вплотную. Когда черные рыцари начали заходить за спину, разом отступили к повозке, умело и хладнокровно отражая удары. Даже отступая, оба ухитрялись наносить быстрые удары, после которых то один из черных, то другой заваливались на соратников, но те двигались по их телам, затаптывали.
Пару минут я отбивался за спиной Рудольфа. В голове уже стоял рев и грохот, но в глазах перестало двоиться, я выдвинулся и встал рядом. Сквозь жуткий вой, крики, лязг железа и стук зубов я слышал неумолчный свист стрел, иногда мои волосы вроде бы дергало, а в ряду нападающих появлялись бреши.