Ричард Длинные Руки – властелин трех замков
Шрифт:
— Да, — ответил он ровным голосом. — Во взглядах на этих тварей пока что нет единства, но большинство отцов Церкви полагают, что это не просто звери. Они созданы дьяволом, что доказывает, как они… исчезли.
Клотар кивнул.
— Да, простые волки попросту бы убежали. На них святость не действует. Спасибо вам, отче!
Он покачал головой:
— Благодарите Господа. Ничто не делается вне Его воли. Я побуду с вами до утра. А потом я отправлюсь дальше, а вы — по своим делам.
Ревель нерешительно поворошил угли в костре, оглянулся в
— Это надо отпраздновать! Да и поесть после такого не мешало бы. Как вы насчет глотка вина, отче?
Я не успел вмешаться, священник покачал головой, ничуть не гневаясь на неразумное дитятко.
— Ложитесь спать. Все. Я сам побуду на страже.
— Но… — засомневался я. — Вы скакали всю ночь.
— Господь дает мне силы, — ответил он просто. — А вам завтра они понадобятся все без остатка.
Глаза его смотрели прямо и строго. Я ощутил невольный трепет, это в самом деле человек, который видит намного дальше, к тому же зрит лучше, помялся и сказал с чувством вины:
— Если только… это не особенно вас напрягает… Ну, вы понимаете…
Он не усмехнулся, как я ожидал, ответил кротко:
— Так угодно Господу. Отдыхайте.
Я развел руками.
— Не буду настаивать, отче… хотя очень хочется. Я привык сам определять, кому что делать, но так, оказывается, приятно, когда кто-то берет на себя ответственность!
Он лишь наклонил голову, соглашаясь. Ревель проверил лошадей, к нашему удивлению их не тронули. Еще одно доказательство, что нападали не простые звери, а твари Нечистого, направляемые единой волей.
Без споров и протестов мы все улеглись вокруг костра, что горит ровно и жарко, белый плазменный свет чуть померк, но по-прежнему охватывал огромную площадь. Кадфаэль захрапел первым, я попытался прощупать мыслью таинственного священника, но глаза от усталости слипались, я провалился в дрему сразу же после того, как услышал дружный храп моих соратников.
Я еще слышал храп, но уже ощутил близкую опасность, поднял веки и застыл в ужасе. В двух шагах от моего лица огромная жилистая лапа не то гигантского пресмыкающегося, не то исполинской птицы. Ухватилась за край каменного уступа, сухие мышцы напряжены, чешуйки потемнели от зноя и ветров, пальцы держат крепко, цепко.
Стараясь не дышать, я медленно протянул руку к поясу, отцепил молот. Колени трясутся, во рту пересохло, язык царапает нёбо. С трудом поднялся на ватных ногах, сделал шаг в сторону, чтобы увидеть обладателя перевитой сухожилиями длинной лапы и сразу же метнуть в голову или в торс, куда получится.
Пальцы едва не разжались, я всхлипнул от пережитого страха. По ту сторону одинокой скалы прежний, прокаленный ветрами и зноем дуб, ветви все так же раскинуты в стороны, ствол в наплывах и наростах, корни вспучиваются на поверхность, одни добывают пищу, другие цепляются за все, что может служить опорой.
Вроде бы и недолго спал, но успела выпасть густая роса, я вздрагивал от сырости. Протер глаза, туман рассеялся, воздух чист и прозрачен настолько,
Ревель, что вызвался бдить на рассвете, спит стоя, опершись на копье. Время от времени вздрагивает, просыпаясь, но тяжелый сон не отпускает, голова снова клонится, а тело слегка обвисает, тут же вздрагивает… но от сна освободиться не удается.
Чувствуя неладное, в таком положении просто невозможно спать, да еще вот так, не просыпаясь, я нацепил через плечо широкую перевязь с мечом, тяжесть оружия придала бодрости, хотя против чар, а здесь явно чары, что такое самый острый меч?
Стараясь никого не разбудить, я переступил через спящих и зашагал по сверкающим жемчужинам, что, скатываясь с листьев, сразу намочили сапоги и брюки до колен.
Вблизи башня показалась вырезанной из слоновой кости, хотя я никогда не видел слоновой кости, а только слонов, да еще бивни, обычно серые и неопрятные, но раз уж говорят о слоновой кости с придыханием, то и я с придыханием: не из мрамора, от того должно веять могильным холодом, тем более после такой холодной ночи, а именно из слонячьей кости, все-таки кость должна быть теплее…
Обошел вокруг, двери нет, за спиной шелестнуло. Резко обернулся, хватаясь за рукоять меча. В стене появилась щель, повеяло теплом. Я сунул в трещину пальцы, каменная кладка с легкостью сдвинулась, открывая ступени.
— Спасибо, — произнес я. — Еще бы лифт… Ладно, и за то спасибо!
Вдвинулся боком, ступеньки новенькие, идут вверх по кругу, в стене небольшие окошки, проникает свет, а я, поднимаясь, вижу воочию, насколько же башня все-таки высоченная: сперва я мерз от утренней свежести и сырых до колен от росы штанов, потом согрелся, разогрелся, скоро начну исходить паром и отдуваться…
Ступеньки вывели в единственную комнату на самом верху. Завороженный, рассматривал окна из цветного стекла, как в католическом костеле, строгие лики святых, вместо привычного очага — старинного вида камин, огонь полыхает так, словно там сгорают вековые дубы, но я заметил только пару березовых поленьев.
За спиной раздался тихий звук, я резко повернулся. У стены в резном кресле с высокой спинкой сидит человек в величавой позе императора: откинувшись всем телом, руки на широких подлокотниках, взгляд отеческий. Сам крупный, и хотя седые волосы до плеч, а коричневое от солнца лицо изборождено глубокими морщинами, чувствуется в хозяине башни немалая сила. В том числе и физическая.
Опомнившись, я поклонился.
— Простите великодушно за вторжение. Просто не мог пройти мимо такой дивной красоты и не сказать хозяину о своем восхищении…