Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Флори Жан

Гийом де Нёфбург не более деликатен в выражениях, но дает полезные уточнения касательно причин этих погромов и реакцию Ричарда. Сначала он отмечает, чтобы порадоваться тому, что смерть этого «народа еретиков» совпала с первыми днями великого правления короля и отражает «новую дерзость христиан против врагов креста и Христа». На самом деле, отмечает он, «смерть этого нечестивого народа прославила день и место коронации короля в начале его правления, враги веры начинают падать и быть поверженными у его ног»^{21 [725]} . Мы против традиционного контекста приравнивания евреев к «врагам Христа», а подобная идея развивается перед каждым крестовым походом. Рассказывая о причинах происхождения этой резни — нестерпимая дерзость евреев, которые, несмотря на королевский запрет, пожелали принять участие в банкетах и праздниках коронации, — хронист заботиться о том, чтобы уточнить, какова же была реакция Ричарда, узнавшего это. Его пересказ требует внимания. Сначала он отмечает негодование короля и объясняет причины этого — беспокойства имели место во время празднования в его присутствии.

725

21 Newburgh, 297.

«Новый король, чье сердце было благородным и гордым, был полон возмущения и страдания, что такие события происходят в его присутствии, во время торжеств коронации

и в первые мгновения его правления»^{22 [726]} .

Что делать? Ричард колеблется. Закрыть на все глаза и делать вид, что ничего не произошло? Но если оставить это безнаказанным, то это воодушевит на подобные попытки против королевской власти! Арестовать виновников этой резни и грабежа? Невозможно! Их слишком много. Наконец, подчеркивает хронист, вся знать, все вассалы прибежали, и почти весь город, «уступая ненависти к евреям и прелести добычи, были брошены на то, чтобы совершить эти действия. Нужно было закрыть глаза на то, что нельзя было покарать»^{23 [727]} . Автор жалуется: вероятно, всевышнее Провидение этого желало! В Йорке жители, говорит он, не стерпели бы роскоши евреев, в то время как они, в том числе и знать, готовились отправиться освобождать Гроб и находились в нужде. Их одновременно подтолкнули желание грабить и «пролить кровь еретиков». Тогда Ричард издал закон (после резни в Лондоне), гарантирующий мир и безопасность евреям. Эта вторая волна погромов наносила ущерб и оскорбление одновременно власти и казне короля:

726

22 Newburgh, 297.

727

23 Ibid.

«Он возмутился и ругался по поводу оскорбления, нанесенного королевскому величеству и из-за больших потерь, которые претерпела казна; наконец, все, чем обладают евреи, являющиеся кредиторами короля, интересует казну»^{24 [728]} .

Было назначено расследование, но преступление осталось безнаказанным.

Матвей Парижский также предоставляет интересные уточнения касательно отношения Ричарда после первых погромов, произошедших в Лондоне. Толпа воспользовалась беспорядками, последовавшими за попыткой нескольких евреев принять участие в королевских торжествах. Их грубо оттолкнули королевские агенты службы порядка, и «толкотня» стала поводом для толпы, чтобы отдубасить евреев, сжечь и разграбить их дома и... уничтожить долговые обязательства, которые там находились. На следующий день Ричард узнал об этом и, подчеркивает Матвей Парижский, принял все близко к сердцу, как будто сам был жертвой этого нападения. Продолжение описания показывает, насколько наказание виновных было одновременно ограниченным и выборочным:

728

24 Ibid.

«Он приказал схватить и повесить троих среди виновных, которые отличились своим поведением во время бунта. Один был повешен, потому что ои украл в доме христианина, двое остальных, потому что подожгли здание в городе и от этого пожара пострадали близстоящие дома, принадлежавшие христианам»^{25 [729]} .

Рожер де Ховден на этот счет отпускает такие же замечания, в тех же выражениях^{26 [730]} .

Если соединить воедино всю эту информацию хронистов касательно этих погромов, невозможно не заметить, что антисемитизм был очень широко распространен накануне крестового похода и разделялся почти всеми хронистами и, вероятно, духовенством. Многие рассматривают эту резню как обычную прелюдию к действию крестоносцев против врагов Христа и абсолютно этим не оскорбляются, всегда их оправдывают, одобряют, иногда изобличая перегибы, особо их оговаривая. Рауль Дицето единственный, кто их осуждает.

729

25 Mathieu Paris, II, 350, Hoveden.

730

26 Hoveden, III, 12, Gesta Henrici, II, 88.

Ричард, разделил ли он это антисемитское чувство? Слухи, рассказывают некоторые хронисты, говорят о том, что Ричард сам отдал приказ изгнать евреев^{27 [731]} . Другие, наоборот, показывают его возмущенным и озабоченным их защитой, выпуская указы, которые их охраняют и предписывают проведение расследований, чтобы найти виновных. Однако, если верить докладам, он был больше возмущен тем, что эти события нанесли оскорбление его достоинству и королевскому величеству, то есть его финансам. Его намерения арестовать виновных были задушены в зародыше из-за массового участия знатного и простонародного населения в этих погромах. Рауль де Дицето, относящийся наиболее враждебно к таким преступлениям и наиболее озабоченный тем, чтобы отвести Ричарда от этого, утверждает, что они имели место без ведома короля, который отомстит за это немного позже, наказав ответственных за эти преступления^{28 [732]} . Однако хронисты не упоминают примерного наказания, кроме как того, которое было по отношению к тем троим. Все трое, и это существенно, нанесли вред христианам, а не евреям: первый воспользовался всеобщими кражами, чтобы обворовать христианина, двое других, поджигая дома евреев, подпалили случайно дома христиан. Вырезание евреев, пожар и расхищение их домов остались безнаказанными при почти полном равнодушии.

731

27 Newburgh, 295.

732

28 Diceto, II, 68.

Можно ли упрекнуть Ричарда в том, что он в некоторой мере проявлял нетерпимость и антисемитизм? Вот интересное свидетельство. Шестьдесят лет спустя во Франции Людовик Святой, канонизированный король, будет отговаривать христиан в достаточно грубых выражениях дискутировать с евреями о своей веру. Король рассказал Жану де Жуанвилю о диспуте, который состоялся в Клюни между евреями и христианами. Старый рыцарь, ковыляющий на костылях, получил от аббата Клюни разрешение открыть эту дискуссию. Сначала он спросил у самого умного из еврейских докторов, верит ли он в Деву Марию, мать Божью. Естественно еврей ответил отрицательно. Пока тот не успел объясниться, старый рыцарь ответил ему, что он сумасшедший, если пришел в его церковь. Потом, подняв свой костыль, он стукнул еврея по голове и начал его избивать. Его единомышленники разбежались, унося раненого. Король, который рассказывал эту историю, одобрил поведение рыцаря и извлек оттуда следующий урок: даже будучи очень умным священником, не надо спорить с евреями. Мирянин, слыша плохие отзывы о христианской вере, должен защищать ее лишь мечом, «который следует вонзить в живот до тех пор, пока он входит»^{29 [733]} .

733

29 Joinville, Vie de Saint Louis / Ed. et trad. J. Monfrin. Paris, 1995. P. 27-29.

Можно

ли требовать от Ричарда быть более правильным в этом вопросе, чем святой король Людовик?

«Те, кто молится»

Отношения Ричарда с духовенством потребовали бы такого исследования, что размеры этой книги позволить не могут. Придется довольствоваться некоторыми более-менее характерными моментами его отношения, включавшего уважение, смешанное с антиклерикализмом. В этом Ричард ведет себя прежде всего как правитель, как политик, как монарх, озабоченный интересами королевства, последовательный в своем выборе и назначении епископов и архиепископов.

Уже отмечалось его очень критическое отношение к папе Римскому, с которым зачастую у него были довольно напряженные отношения из-за нерешительности понтифика в назначении на пост епископа или архиепископа его родственников, друзей или союзников, или из-за финансовых требований, компенсирующих его дипломатические переговоры. Эти споры привели к тому, что Ричард старался избегать визитов к папе в Рим (который был очень близко) во время своего путешествия в Сицилию и Святую землю, и видел в Клименте III Антихриста, который перед концом света должен был захватить апостольский престол, согласно пророческому предсказанию, сделанному Иоахимом Флорским^{30 [734]} . Его отношения с высшим духовенством, не достигавшие, однако, той точки трений, которая приводит к ссоре, как это было в случае его отца с Томасом Бекетом, тоже не были никогда идеальными, и известно, как плохо были восприняты финансовые решения Ричарда, призванные обеспечить достаточные средства для организации крестового похода. Большинство хронистов упрекают его в таком нападении на привилегии Церкви и на ее имущество, и Рауль де Коггесхолл передает чувства всех, утверждая, что Ричард разворовал богатства Церкви под предлогом выплаты «Саладиновой десятины» и растратил их в пользу рыцарей (milites) и наемников, что сразу же повлекло Божье наказание — разрыв перемирия между двумя королями^{31 [735]} . Матвей Парижский квалифицирует этот налог, завуалированный под милостыню, как «акт настоящей алчности»^{32 [736]} . Вероятно, отчасти из-за этого нового налога, наложенного на духовенство, как и на народ, и из-за «насильных займов» у Церкви Ричард имеет очень плохую репутацию среди духовенства. Мы видели, что Ричард, как, впрочем, и Генрих Молодой и большая часть светских князей, не колебался перед тем, как запустить руку в сокровища церквей и монастырей, когда испытывал нужду в деньгах для оплаты своей армии наемников, обещая иногда (но, не всегда выполняя обещание) впоследствии вернуть эти сокровища^{33 [737]} .

734

30 Hoveden, III, 75, Gesta Henrici, II, 151.

735

31 Coggeshall, 24-25.

736

32 Mathieu Paris, II, 356.

737

33 Giraud le Cambrien, de principis instructionne, 239; Diceto, II, 50; Newburgh, 271; Devizes, 7.

Обличая все эти методы, приравненные к тяжелым бесчинствам по отношению к Церкви, хронисты не забывают восхвалять Ричарда как защитника веры и христианства на Святой земле, использовавшего на этот раз свой меч в соответствии с функциями его статуса. Все упоминают, что Ричард был первым правителем, который захотел стать крестоносцем, «с большой набожностью», как только было объявлено о захвате Саладином Иерусалима, «чтобы отправиться отомстить за оскорбление, нанесенное Христу», как подчеркивает Геральд Камбрийский, и что он взял крест, не спрашивая мнения его отца^{34 [738]} . Понятие «месть» составляло часть причин, которые с первого крестового похода толкали рыцарей на то, чтобы двинуться на Восток и отвоевать у неверных Святую землю, считавшуюся законным наследством их Иисуса Христа. Урбан II не побоялся призвать к этой чисто феодальной ценности, составлявшей часть рыцарской этики. Считалось, что «файда» (месть, осуществляемая вассалами оскорбленного сеньора окружению того, кто нанес это оскорбление) — это акт мужества, и она составляла, так сказать, часть феодальных обязанностей. Ричард и сам намекал на это в письме к аббату Клерво, в котором он рассказывает о своем крестовом походе и своем решении присоединиться ко всем тем, кто начертал на лбу и на плечах знак спасения, чтобы «отомстить за оскорбления, нанесенные святому Кресту» и «защитить места смерти Христа, освященные его святой кровью, которые враги Креста и Христа оскверняли самым постыдным образом»^{35 [739]} .

738

34 См. эту точку зрения Riley-Smith, Crusading as an act of love, History, 65, 1980, 177-192; Riley-Smith. J. An approach to crusading ethics // Reading Medieval Studies, 6, 1980. P. 3-19; Flori J. La premiere croisade. L'Occident chretien contre 1’islam. Bruxelles, 1992 (2e edition, 1997). P. 37 ; Flori J. Pierre Termite et la premiere croisade. Paris, 1999. P. 192,201.

739

35 Hoveden, III, 130.

Однако это раннее решение было, как нам известно, отсрочено по многим причинам: Ричард, взбунтовавшись против своего отца, должен был сначала получить отпущение грехов у духовенства^{36 [740]} . Его постоянные конфликты с Филиппом Августом, как до, так и после смерти его отца, заставляли Ричарда еще на дольше отложить свое отправление, до такой степени, что даже трубадур Гаусельм Файдит его порицал. Напоминая ему о великой чести быть первым крестоносцем, он подчеркивает, что, только отправляясь по морю, он ее действительно заслужит, и сожалеет о его промедлениях. Он также упрекает Ричарда в том, что он не сдержал слово и не прислал ему обещанную материальную помощь, что ему позволило бы тоже отправиться на Святую землю^{37 [741]} . Здесь также речь идет о финансовых причинах: Ричарду нужно было до отъезда собрать значительную сумму, и мы знаем о трудностях, которые ему пришлось пережить, чтобы добиться этого.

740

36 Diceto, 67, 73.

741

37 Gaucelm Faidit / Ed. Mouzat. Les poemes de Gaucelm Faidit, troubadour de XII siecle. Paris, 1965, № 52. P. 436 и перевод P. 444, № 54, строфа V, P. 455.