Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Флори Жан

Угроза сурового порицания малодушных и трусов, ложившегося пятном на весь их род, была, вероятно, достаточной причиной для того, чтобы стимулировать боевой пыл рыцарей. Сюда также добавляете^ благосклонность дам, если верить текстам любого жанра, которые добровольно ассоциируют (и в идеале, и в действительности) любовь с храбростью. Согласно хронисту Ламберту д’Ардру, Арнулю де Гиню в 1084 году удалось заполучить в жены дочь Бодуэна д’Алоста благодаря своим подвигам в турнирах, слухи о которых достигли ушей последнего и очень сильно его впечатлили. Век спустя его тезка, посвященный в рыцари своим отцом в 1181 году, прилежно посещает все турниры и состязания и своими подвигами соблазняет графиню Иду Булонскую^{30 [783]} Исторической реальности известно много подобных случаев. Литературе еще больше. Тема бедного рыцаря, получавшего благодаря своему победоносному мечу руку и сердце девушки знатного рода, занимает здесь важное место, питая, несомненно, мечты, фантазии, надежды и храбрость рыцарей среднего статуса, сыновей обедневших семей или младших, оставшихся без наследства. Для Бертрана де Борна, так же как и для Гийома IX Аквитанского до него, дама может быть благосклонна только к одному рыцарю, доказавшему свою храбрость, щедрость и учтивость. Со своей привычной склонностью к провокации он даже утверждает, что дама, взявшая

себе такого любовника, получала прощение всех грехов:

783

30 Lambert d’Ardres. Chronicon Ghisnesne. Paris, 1855. P. 123, 93.

«Любовь хочет, чтобы любовник был хорошим всадником, умело обращался с оружием, был щедр на подарки, говорил свободно и благородно, был способным на красивые поступки и слова, где бы то ни было, настолько, насколько власть ему позволяет, был приятным в общении, учтивым и привлекательным. А дама, которая спит с таким любовником, очистится от всех своих грехов»^{31 [784]} .

Можно найти множество примеров связи любви с рыцарством в романах, современных эпохе Ричарда Львиное Сердце^{32 [785]} . Кретьен де Труа сам рассказывает о принципе, сформулированном еще предком Ричарда по материнской линии, принцем-трубадуром Гийомом IX Аквитанским: дама, достойная ею называться, согласилась бы отдать свою любовь и свое расположение только храброму рыцарю. Так, чтобы заслужить любовь одной красавицы, дочери своего сеньора (которая никогда не согласится полюбить его по-другому), конюх Мелиан де Лис должен пройти посвящение в рыцари и сразу же доказать свои способности в турнире, организованном отцом его возлюбленной. Она сама комментирует две причины своего требования: совершив подвиги, рыцарь докажет свою любовь к ней и покажет «как он ею дорожит»; своими боевыми способностями он покажет, заслуживает он ли ее^{33 [786]} .

784

31 «E domna c'ab aitai drut ja? / Es monda de to? sos pe?a?». Bertran de Born/ Ed. Gouiran, VII. P. 741.

785

32 См. эту точку зрения Flori J. Noblesse, chevalerie et ideologie aristocratique en France d’oil, XI-XIII s. P. 349-382.

786

33 Chretien de Troyes, Le roman de Perceval ou le conte de Graal / Ed. et trad. Ch. Mela. Paris, 1990, v. 4856-4860.

Последняя причина может быть интерпретирована двояко. С одной стороны, здесь отражается вышеупомянутое: храбрость зажигает любовь в сердцах молодых девушек — так также считают сторонники рыцарства в споре с духовенством в этом вопросе. С другой стороны, причина может быть более корыстной: боевая сила необходима, чтобы обеспечить защиту даме и ее землям, приданому, которым она обеспечивает своего мужа, давая свое согласие^{34 [787]} . Испытание на деле иногда необходимо, так как столь превозносимая храбрость может некоторых спровоцировать на хвастовство или, по меньшей мере, на преувеличение своих достоинств.

787

34 Stanesco. Jeux d’errance du chevalier medieval, Leiden, 1988, P. 79-80, не замечает, что первой считалась военная слава, и называет любовь.

В эпоху Ричарда автор романов Готье д’Аррас свидетельствует о распространении этой идеи, подвергая в своем «Эракле» осуждению дам, которые предпочитают скромности хороших рыцарей болтовню говорунов. Такое отношение, говорит он, толкает рыцарей на то, что они становятся жонглерами, так как каждый пытается отыскать способ понравиться своей подруге. Дамы несут большую ответственность, уделяя внимание истинным рыцарским достоинствам, они способствуют распространению доблести, превозносят рыцаря и могут улучшить его^{35 [788]} .

788

35 Gautier d'Arras, Eracles, Paris, 1976, v. 2527. «Dame qui aime gengleor / Fait de chevalier gougleor / Car cascuns horn pener se soelt / Qu'il soit tels con sa dame voelt».

Эту же идею можно обнаружить у Гальфрида Монмутского, а впоследствии у Васа в основном тексте Артуровской легенды и идеологии. Храбрость здесь ассоциируется с другой фундаментальной ценностью в рыцарской этике, хотя она больше аристократического происхождения, чем военного, — с щедростью. При дворе Артура она связана с храбростью в лице короля, который благодаря ей окружает себя лучшими рыцарями в мире. При его дворе ни одна дама не посчитает достойным отдать свою любовь рыцарю, который трижды победоносно «не доказал» свое мужество в рыцарских противостояниях. Это моральное правило, говорит он, имело два преимущества: оно делало дам целомудренными, а рыцарей благородными, должными превзойти себя, доказывая свою любовь^{36 [789]} .

789

36 Geoffroy de Monmouth, Historia regum Britanniae / Ed. N. Wright // The «Historia Regum Britannie» of Geoffrey of Monmouth, I: Bern Burgerbibliothek MS. 568. Cambridge, 1984. (P. 137178 артуровская часть, франц, nep. E. Baumgartner, I. Short. La geste du roi Arthur. Paris, 1993; nep. L. Mathey. Geoffroy de Monmouth. Histoire des rois de Bretagne. Paris, 1993; см. также E. Faral. La legende arthurienne. Paris, 1929; этот текст использован в Wace. Le roman de Brut, v. 10508-10520 (см. также v. 10765-10772).

Интерес дам к подвигам рыцарей показан различными способами, одним из которых является все более частое присутствие дам на турнирах, которые в эпоху Ричарда являются замаскированными войнами, происходящими на открытой местности, а не на закрытом поле с трибунами и ареной. Однако дамы здесь тоже присутствуют, литература и иконография, особенно в конце XII века, представляет их нам на вершине замковых башен и на городских стенах; это они часто передают рыцарю, считавшемуся лучшим воином, приз, который обозначает его победу и обеспечивает ему славу и хвалу.

Кретьен де Труа первый попытался решить в некоторых своих романах различные проблемы, создаваемые отношением между любовью и рыцарством, и представил более высокий идеал, чем простой поиск подвигов^{37 [790]} .

В «Эрике и Эниде», например, он выводит на сцену конфликт, который может противопоставить любовь храбрости, когда полное удовлетворение любовью после свадьбы может привести к тому, что сеньор начнет пользоваться доходами со спорного имущества и забывает постоянную погоню за подвигами, необходимыми для поддержания его славы рыцаря. Гийом Маршал высказался по поводу молодого короля Генриха, который скучал в Англии, лишенной войн и турниров, что слишком долгое бездействие стало причиной стыда молодой знати:

790

37 Payen, Les valeurs humaines chez Chretien de Troyes // Melanges Rita Lejeune. Gembloux, 1969, t. II, P. 1087-1101; Maranini L. Cavalleria e cavalieri nel mondo di Chretien de Troyes // Melanges J. Frappier. Geneve, 1970. T. II. P. 737751.

«Все хорошо об этом знают, что слишком долгое пребывание в покое постыдно для благородного человека^{38 [791]} .»

Кретьен де Труа по поводу своего героя Эрика уточняет причины его бездействия: супружеское блаженство заставило его забыть о «рыцарских» упражнениях, то есть о его боевой смелости^{39 [792]} . Он не умаляет его щедрости, так как этот крупный сеньор продолжает «содержать» своих рыцарей, поддерживать их, дарить им подарки, снабжать всем необходимым и даже больше, чтобы они могли соответствовать своему статусу и участвовать в турнирах. Но сам он их оставляет, слишком поглощенный счастьем и любовными утехами, которым он предается со своей женой Энидой. Это гедонистическое поведение было плохо расценено, и снова распространяется слух о его трусости. Герой пришел в упадок! Является ли супружеская любовь препятствием для обязательной рыцарской храбрости? В противоположность многим романистам, Кретьен де Труа пытается показать, что в этом нет ничего страшного, и реабилитирует любовь в браке. Мария Французская в то же время идет по еще более оригинальному пути, делая из чувства, которое я бы назвал «настоящей любовью», двигатель всякого благородного и достойного действия. Пусть эта любовь расцветет в рамках брака или вне его, это не имеет значения в его глазах, так как социальные условия иногда делают из брака настоящего врага истинной любви, действительно основополагающей ценности. Рыцарство и свадьба не всегда являются хорошей парой, но рыцарство и «настоящая любовь» всегда должны идти в паре^{40 [793]} . Эта проблема разрешена совершенно иным образом, нежели у французских адептов кельтских легенд о Тристане и Изольде^{41 [794]} . Здесь закладывается фундамент рыцарской любви, вызывающей храбрость. Это всемогущая любовь, в основном адюльтерная, по причинам одновременно социальным и психологическим, к которым мы вернемся позже. Кретьен де Труа, кажется, сам использовал это настроение в довольно оригинальной манере в своем романе «Рыцарь с повозкой», где внебрачная связь героя с королевой Гвиневрой приводит его к подвигам, а также к повиновению, то есть к позору, принятию всего бесчестия, пренебрежению специфическими ценностями рыцарства, смыслом чести и заботой о славе. На самом деле по недвусмысленной просьбе королевы и лишь для того, чтобы ей понравиться, он соглашается пренебречь своей славой и всей надеждой храбрости, соглашаясь сражаться как можно хуже, подвергая опасности свою жизнь. Артуровские романы еще больше расширяют тему внебрачной любви, порождавшей храбрость, что повлекло за собой поэтическую реакцию духовного вдохновения, возможно, появившегося уже в неоконченном «Рассказе о Граале» Кретьена де Труа, который пытается одухотворить темы Артуровского поиска и образы его главных персонажей^{42 [795]} .

791

38 Histoire de Guillaume le Marechal, v. 2401.

792

39 Chretien de Troyes. Eric et Enide / Ed. Roques. Paris, 1981 // Ed. et trad. J.-M. Fritz. Paris, 1992.

793

40 См. эту точку зрения Flori J. Mariage, amour et courtoisie dans les lais de Marie de France, Bien Dire et Bien Aprandre, 8, 1990, P. 71-98. Caluwe J. de, Wathelet-Willem J. La conception de l'amour dans les lais de Marie de France; quelques aspects du probleme // Melanges P. Jonin (Senefiance, 7). Paris-Aix-enProvence, 1979. P. 139-158; Wind B. L'ideologie courtoise dans les lais de Marie de France // Melanges M. Delbouille. Gembloux, 1964. T. II. P. 741-748.

794

41 См. эту точку зрения Payen J.-Ch. Lancelot contre Tristan: la conjuration d’un mythe subversif (Reflexions sur l'ideologie romanesque au Moyen Age) // Melanges Pierre Le Gentil. Paris, 1973. P. 617-632. Flori J. Amour et chevalerie dans le Tristan de Beroul // Tristan-Tristrant. Melanges en l'honneur de D. Buschinger й l'occasion de son 60e anniversaire, / Ed. A. Grepin, W. Spiewok. Greifswald, 1996 (Wodan, 66). P. 169-175.

795

42 Для Ribard, Chretien de Troyes, le chevalier de la charette, Paris, 1972, это одухотворение уже присутствовало в первых романах Chretien de Troyes. Автор развил этот соблазнительный, но проблематический тезис в Du mythe au mystique, Paris, 1995.

Несмотря на эту реакцию, ассоциация храбрости и внебрачной любви правит в эпоху Ричарда. В начале ХШ века Жервэ де Тильбюри оплакивает нравы, которые он считает извращенными, и приводит против адюльтера пример лебединой верности молодой знати, знающей вкус любовных схваток и высоких военных подвигов в эпоху, когда, по его словам, «разврат притягивает хвалу, когда внебрачная связь является знаком, который разоблачает героя, когда скрытая благосклонность дам и молодых девушек стимулируют дерзость выдающейся знати»^{43 [796]} .

796

43 Gervais de Tilbury, Otia imperialia, MGH SS 27, частичное изд. Duchesne, Le livre des merveilles. Paris, 1992. P. 157.

Ричард Львиное Сердце при дворе Генриха II, так же как и при дворе Алиеноры, неизбежно столкнется с этими вопросами вместе с поэтами и жонглерами, которые касались этих тем. Как и рыцари его времени, он культивировал ценности, восхваленные в эпопеях, романах и большей части произведений, написанных для мирян, исходивших от авторов, разделяющих это мировоззрение.

ДОБЛЕСТНЫЙ КОРОЛЬ АНГЛИИ

О своем сеньоре могу я вам сказать,