Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Флори Жан

«Сеньор, вас не в чем упрекнуть, так как весь мир выбрал вас лучшим королем, который когда-либо жил на свете, носил меч и был известен как самый смелый и лучший участник поединков»^{19 [815]} .

В другой, поэме Бертран де Борн более открыто критикует сеньоров, предпочитающих войне турниры:

«Для могущественных сеньоров, любителей турниров, даже если это проматывает их состояние, ни один не может прийтись мне по душе, настолько я нахожу их мошенниками. Могущественный сеньор, который следует турнирам, устраиваемым ради того, чтобы содрать побольше денег, чтобы взять в плен вассала своих вассалов, не выказывает ни смелости, ни чести»^{20 [816]} .

815

19 Bertran de Born, op. cit. № 13, P. 240.

816

20 Bertran de Bom, op. cit. № 8, P. 123.

Хронисты

также подчеркнули эти различия в поведении двух принцев, храбрыми были оба, но в дополнительных дисциплинах^{21 [817]} . Рауль де Дяцето рассказывает, как Генрих Молодой получил от своего отца разрешение покинуть Англию, где он скучал, чтобы участвовать в турнирах Франции на протяжении трех лет. Впрочем, он не одобряет этого стремления молодого принца, «отложившего в сторону свою королевское достоинство, чтобы превратиться в рыцаря»^{22 [818]} . Матвей Парижский, описывая данный факт, выносит то же суждение, подчеркивая при этом славу, полученную молодым королем на этих турнирах и приветствуемую его отцом:

817

21 Giraud le Cambrien, de principis instructionne, III, 8. Expugnatio Hibemica, 198: «Martiis ille ludis, addictus, hie seriis».

818

22 Diceto, I, 428: «...totus est de rege translatus in militem».

«В году 1179 от Рождества Христова Генрих Молодой, король Англии, пересек море и провел три года в военных поединках во Франции, потратив там огромную сумму. Там он оставил в стороне королевское величество, и из короля полностью превратился в рыцаря, заставил коня гарцевать по арене, получил приз за применение различного оружия н завоевывал всеобщую славу везде, где бы он. ни появлялся. И так как ничего не грозило его славе, он вернулся к своему отцу и был принят им с почестями»^{23 [819]} .

819

23 Mathieu Paris, II, 308.

По прочтении рассказов хронистов напрашивается вывод, что Ричард не был, вероятно, самым «доблестным» из сыновей Генриха II. По меньшей мере, как рыцарь, он был вытеснен своим братом Генрихом, чьи выдающиеся рыцарские качества подчеркивали все хронисты. Роберт де Ториньи после смерти молодого короля восхваляет его щедрость и храбрость и называет его «несравненным в военном деле», которого все по этой причине боялись^{24 [820]} . Геральд Камбрийский более всех хвалит его за это и называет «светом, славой и блеском рыцарства», способным соперничать с Юлием Цезарем в военном гении, с Гектором в храбрости, с Ахиллом в силе, с Августом в нравах, с Парисом в красоте. Как и Гектор, он был неукротимым с оружием в руках^{25 [821]} .

820

24 Robert de Torigny, Chronica, изд. Bethmann, MGH SS 6, 475-535: «In ofiicio militari tantus erat, ut non haberet parem, sed principes et comites et etiam reges eum timerent».

821

25 Giraud le Cambrien, de principis instructionne, 174. Expugnatio Hibemica, 193-194: «militiae splendor, gloria, lumen, apex».

После смерти Генриха Ричард, кажется, «унаследовал» престиж своего брата, и складывается впечатление, будто хронисты хотели, чтобы наследник престола обязательно был воплощением всех рыцарских достоинств; будто рыцари выбрали наследника Плантагенетов в качестве носителя факела их ордена. В этом хронисты следуют прежним традициям представления герцогов Нормандии — от Дудона де Сен-Квентина до Бенедикта де Сен-Мора, включая Гийома де Жюмьежа, Гийома де Пуатье и Васа, — носителями черт храбрых рыцарей как на войне, так и на турнирах^{26 [822]} .

822

26 Flori J. L’essor de la chevalerie, XI-XII, Geneve, 1986, P. 304.

Ричард, не принимая личного участия в поединках (не потому ли, что он был более известен в этом регионе, чем его брат?), интересовался поединками, однако его интерес был скорее политический и меркантильный. В 1194 году он разрешил их проводить в своем королевстве,

но после уплаты налога. Он принял это решение, после того как убедился, что рыцари их одобряли, несмотря на запреты Церкви^{27 [823]} , и вынуждены были выезжать за пределы родины, во Францию, чтобы предаться там своей любимой спортивной игре, а это давало возможность, несмотря на постоянный надзор, собираться вместе рыцарям, относившимся враждебно к его политике. Гийом де Нефбург указывает причины этого решения:

823

27 См. эту точку зрения Carlson D. Religious writers and church concils on chivalry // Chickering, H„ Seiler Th. H. The Study of Chivalry, Kalamazoo. Michigan, 1988. P. 141-171 и особенно Barker J. R. V., Keen М. The Medieval English Kings and the Tournament // Fleckenstein J. Dos ritterliche Turnier im Mittelalter, Gottingen, 1985. P. 212-218; Barker J. R. V. The Tournament in England (1100-1400). Woodbridge, 1986; Dolcini C. Riflessioni sul torneo nella canonistica (sec. XII-XIV) // Gioco e giustizia neWItalia di Comune / Ed. G. Ortalli. Roma-Treviso, 1993. P. 145-148.

«Рыцарские упражнения, то есть вооруженные сражения, которые называются турнирами, начинают распространяться в Англии; король так этого захотел и взимал небольшую сумму с тех, кто хотел сражаться. (...) Раньше, во времена предыдущих королей, во времена Генриха II, к которому перешел престол после Этьена, турниры были запрещены в Англии, и те, кто хотел, в поисках славы, противостоять друг другу, пересекали Ла-Манш и дрались на приграничных территориях. Знаменитый король Ричард, считая, что французы доблестнее в сражениях, которые были лучше организованы и проводимы, также захотел, чтобы рыцари его королевства сражались за свою страну, изучая искусство настоящего сражения и военную профессию, прилежно практикуясь сначала на военных играх, и чтобы французы не насмехались больше над английскими рыцарями, потому что они неловки и невежественны»^{28 [824]} .

824

28 Newburgh, 422.

Рауль де Дицето, полностью оправдывая по многим другим причинам решение Ричарда, не осуждает турниры, которые Церковь считала аморальными:

«В эту эпоху король Англии приказал, чтобы рыцари Англии, при определенных условиях и после оплаты соответствующего налога, могли собираться в предусмотренных местах, чтобы иметь возможность помериться силами в турнирах. На решение его натолкнула мысль о том, что если он решит вести войну против сарацинов или против своих соседей, и если народы близлежащих королевств осмелятся напасть на него, (его рыцари) будут лучше к этому подготовлены, будут более ловкими и храбрыми в сражениях»^{29 [825]} .

825

29 Diceto, II, 120. См. также Mathieu Pari

Рауль де Дицето жалуется, однако, что на этих сборищах имеют место сомнительные празднества. Турниры предоставляют возможность выставлять напоказ всю пышность, предаваться роскоши и даже разврату^{30 [826]} . Они изменили также менталитет рыцарей, здесь позволено брать в плен своих соперников, чтобы получить за них выкуп, но побежденным разрешено самим собирать выкуп по распространившемуся обычаю временного освобождения на слово, что смягчило нравы рыцарства:

826

30 О грехах, вызванных участием в турнирах см. сообщение, сделанное немного позднее Jacques de Vitry. The Exempla / Ed. T. F. Crane. London, 1890, клятва 141, P. 62-63 (указанный под CLXI); тот же текст приведен в сообщении «sermon 52 Ad potentes et milites», Le Goff J. Rdalitds sociales et codes iddologiques au ddbut du XHIe siccle: un exemplum de Jacques de Vitry sur les tournois // Le Goff J. L’imaginaire mddidval. Paris, P. 248-264, который его издал, переписав с М.-С. Gasnault selon les ms BN lat 17509 и Cambrai BM 534. P. 11-112.

«Управление легкими копьями делает их более ловкими, но роскошь пиршеств их провоцирует на еще более бездумные траты. (...) Так, эта молодежь, жадная до славы, а не до денег, не заточает жестоко в узкой темнице тех, кого она победила, и тем более не подвергает их утонченным пыткам, чтобы они выплатили непомерные выкупы, а она свободно отпускает тех, кого она пленила по праву войны под честное слово, что они вернутся, как только соберут нужную сумму»^{31 [827]} .

827

31 Diceto, II, 121.